– Девушка, чего желаете? - окликнула меня
продавщица.
– «Мальчика-с-пальчика», - на автомате
произнесла я. И тут же испуганно зажмурилась: вдруг тетка начнет пулять в меня
печеньем?
– Сколько?
Я осторожно взглянула на женщину.
– Оно по штукам, - пояснила та, держа в
руках совочек, - большое очень, на пирожное смахивает.
– Цена указана за килограмм, - дрожащим
голосом напомнила я.
– Ну да, - беззлобно пояснила продавщица.
- Только видите, какие лепешки здоровенные?
– Оригинальная идея - назвать
«Мальчиком-с-пальчиком» такие громадные куски!
– Они сильно крошатся, разрезать или
разломать невозможно, поэтому я и говорю: берите штуками, - меланхолично гудела
продавщица.
– Ладно, дайте две.
Женщина подцепила пару блюдцеобразных
кругляшей и сообщила:
– Сто пятьдесят граммов. Пойдет?
– Да, спасибо, - кивнула я и снова
зажмурилась.
– Голова болит? - сочувственно спросила
она.
– Нет, - ответила я. - А что, плохо
выгляжу?
– Щуритесь все время, вот я и решила, что
вы мигренью страдаете.
– Скажите, почему изделие так странно
называется? - полюбопытствовала я, сообразив, что никто не собирается меня
бить. - Хм, «Мальчик-с-пальчик в глаз печенье»…
– По-моему, все нормально, - пожала
плечами женщина. - Вон рядом «Красная шапочка», «Три поросенка», «Золушка».
Серия сказок.
– Но почему в глаз? Как-то не по-доброму
звучит.
– Вы о чем? - удивилась собеседница.
– На ценнике написано: «Мальчик-с-пальчик
в глаз печенье». Непонятно, кто кому в глаз даст? И слишком агрессивно.
– Ну народ! - подбоченилась продавщица. -
Хохмачи, все бы вам шутить! Тут целый день за прилавком скачешь как кенгуру,
хохотать сил нет. «Мальчик-с-пальчик»! Печенье! Где вы глаз-то узырили? Еще
скажите, что шоколадная помадка - это тушь для ресниц! Ладно бы мужик шутковал,
они тупые и пристают постоянно, но женщина! Че вам, делать не фиг?
– На бумажке написано, - я ткнула пальцем
в витрину, - вот тут.
Торговка схватила ценник и громко прочитала:
– «Мальчик-с-пальчик в глаз печенье». И
чего? Ясно и понятно, «Мальчик-с-пальчик в глазури». Сократили слово, чтобы
уместилась надпись.
– А почему точку после буквы «з» не
поставили? - только и сумела спросить я. - Без нее глупость получилась.
– Товар взвешен и отпущен, - отрезала
тетка, - остальное не ко мне. Че со склада подняли, тем и торгую.
Я положила пакет в тележку и порулила к кассе.
«Мальчик-с-пальчик в глаз печенье» - это просто смешно, а если «Казнить нельзя
помиловать»? Слишком многое в данном случае будет зависеть от места, куда вы
поставите запятую. Ладно, хватит занудствовать, сейчас перекушу и сяду за
письменный стол. Хотя сомневаюсь, что сумею выдавить из себя даже пару абзацев.
Через пять дней мы хоронили Нику. По
непонятной причине милиция задержала выдачу тела, поэтому погребение пришлось
отложить. Гроб был закрыт, Вера, дочь Терешкиной, сидела на стуле около него,
вся закутанная в черное. Казалось, девушка плохо понимает, что происходит.
Всем, кто подходил к ней с соболезнованиями, она трясла руку и говорила:
– Огромное спасибо, что пришли, мама
очень рада вас видеть. Надеюсь, потом останетесь выпить по рюмочке? Столько
вкусного наготовили, я всю ночь пироги пекла.
Услышав это заявление из уст дочери покойной,
я вздрогнула, но, когда несчастная слово в слово повторила его для третьего
знакомого, я сообразила - Вера в глубоком шоке, и на всякий случай встала около
нее.
Народу было много, и почти никого из
присутствующих я не знала. Сказать, что мне было некомфортно, - не сказать ничего.
Положив в гроб охапку гвоздик (отчего-то эти
«советские» цветы показались мне наиболее уместными в данных обстоятельствах),
я после окончания скорбной церемонии смешалась с толпой и с огромным
облегчением увидела знакомое лицо - Майю Филипенко. Ту самую женщину, после
встречи с которой Ника так разительно изменилась. Я подобралась к ней и тихо
сказала:
– Здравствуй.
Майя обернулась и окинула меня взглядом. Я
машинально отметила, что она не постеснялась наложить яркий макияж, даже губы
накрасила яркокрасной помадой. Правда, Филипенко облачилась в черное, но пиджак
слишком плотно обтягивал ее торс, и похоже, под ним не было ничего, кроме
лифчика. Юбка выглядела слишком короткой и узкой, платочек на голове слишком
кокетливым, туфли слишком нарядными, чулки слишком ажурными. И от Майи исходил
слишком сильный запах духов. В общем, все было слишком.
– Здрассти, - довольно громко ответила
Майя.
Стоявшая перед ней старуха обернулась,
выкатила из орбит выцветшие глаза и прошипела:
– Ведите себя прилично, вы не на свадьбе!
– Да ну? - не снижая голоса, воскликнула
Филипенко. - Вот спасибо, объяснили! А то я прям от любопытства извелась, где
же счастливый жених!
Бабка побагровела и, расталкивая локтями
одетых в черное людей, ввинтилась в толпу.
– Ты ее знаешь? - спросила у меня Майя.
– Нет, - шепнула я. - Наверное,
родственница.
– Просто любопытная, - хмыкнула она. - Из
близких у Ники только Верка осталась. При крематориях толкутся люди, которым в
кайф на чужое горе полюбоваться, они им питаются. И на поминки поехать не
побрезгуют, поедят, выпьют - хорошо!
Я поежилась и тихо спросила:
– А где Василий?
– Кто? - воскликнула Майя.
– Муж Ники.
– Ну ты даешь! Его ж арестовали.
– Васю? - ахнула я. - За что? Мне никто
ничего не сказал!
– Так ведь он ее и убил, - принялась
объяснять Майя. - Думаешь, почему гроб закрыт? Васька Нику на тот свет
отправил, потом решил тело изуродовать. Ты ваще в курсе событий?
– Нет, - помотала я головой. - Хотя Ника
мне позвонила в день смерти, просила помочь… Называла имя мужа… но я думала…
Ой, ничего я не думала, дала послушать автоответчик оперативнику… Пыталась
связаться с Верой, а та трубку не брала. Вчера меня предупредила о похоронах
какая-то незнакомая женщина.
Майя вцепилась в мое плечо ледяными пальцами,
бесцеремонно оттащила к окну и с горящим взором воскликнула: