– Обиделись! - радостно отметил
«Макаренко» с невыговариваемым именем. - Я специально произнес неверно.
Понимаете теперь, какие я эмоции испытываю? Мое имя коверкают постоянно. Все!
Ермакова слегка покраснела и уставилась на
листок.
– Э… э… кхм, кхм… Кирбальмандын
Турбинкасыршидович…
– Турбинкасыбаршидович! - взвился препод.
Ермакова утерла ладонью лоб.
– Лучше объясните, что случилось, -
устало сказала она, - господин Бешмуркантыгданбас.
– Бешмуркантыгданбай, - зашипел учитель.
Я прикусила нижнюю губу. Интересно, есть ли на
свете хоть один человек, способный произнести без запинки имя, отчество и
фамилию историка?
– Девятиклассники мерзавцы! - воскликнул
учитель. - Опозорили меня!
– Поподробнее, пожалуйста, и побыстрее, -
рявкнула Ирина Сергеевна. - Времени мало, мы ждем спонсора.
– Вчера после занятий я вошел в метро, -
начал излагать историк, - взялся за поручень и слышу: люди смеются. В первую
секунду тихонечко хихикали, потом громче. Глядят в мою сторону и рогочут!
Сначала я подумал, что в известке измазался.
Я кашлянула. «У вас вся спина белая»,
достойный повод для веселья, шутка Эллочки-людоедки.
– Но нет, - бубнил преподаватель, - плащ
чистый, портфель в порядке, на лице никаких следов. Я перешел в другой вагон,
встал у двери, никто вроде внимания на меня не обращает. Поднял руку, схватился
за поручни - опять хохот. В голос все ржали! И только дома жена увидела…
Сволочи!
– Да в чем дело? - вышла из себя
Ермакова. - Короче, Склифосовский!
– Кирбальмандын Турбинкасыршидович! -
вспыхнул учитель.
– Вроде Турбинкасыбаршидович, - злорадно
поправила Ермакова, глядя в бумажку с подсказкой. - Сами путаетесь, а от других
требуете. Так что у вас случилось?
Историк молча поднял руки. Секунду мы с
завучем молча смотрели на него, потом захохотали в голос. Несчастные дети,
которым препод ставит колы за неправильно прознесенное имя, решили отомстить
дураку. Они отрезали два куска меха (очевидно, испортили чью-то шубу) и
аккуратно приклеили их под рукава плаща, к подмышкам. Пока дурак стоял в
положении руки по швам, ничего было не заметно, но стоило ему поднять лапы…
– Всех засужу! Вас тоже к ответу
потребую! - рассвирепел историк и вылетел из кабинета.
Дверь хлопнула и тут же распахнулась снова. На
сей раз в кабинет вошел загорелый человек в дорогом костюме.
– Николай Тимофеевич! - заахала Ирина
Сергеевна. - Я испаряюсь! Беседуйте спокойно!
Глава 29
– Вы замужем? - без всяких предисловий
поинтересовался Андреев.
– Нет, - удивленная вопросом, ответила я.
– Десять тысяч долларов.
– За что?
– Оклад. Ежемесячно. Еда за наш счет. Без
выходных. Проживание в доме. Постоянный контроль. Безопасность обеспечивает
охрана, - отчеканил отец Тимы.
– Вы хотите нанять меня на работу?
– Да, - кивнул он. - За Тимофеем
требуется постоянный присмотр. Жена дура. Развод, детей поделили, ей дочь, мне
сын. Я очень занят, парень достал. Гувернантки бегут. Был тяжелый разговор.
Хочет вас! Собирайтесь, машина у ворот, - рублеными фразами произнес спонсор.
– Спасибо, но у меня иные планы. Я
временно замещала подругу и вовсе не собираюсь работать воспитателем, -
попыталась я отбиться от чести прислуживать Тиме.
– Десять тысяч гринов. Ежемесячно.
– Оклад замечательный, однако я не
согласна.
– Одиннадцать.
– Благодарю, но вынуждена отказаться.
– Двенадцать.
– Думаю, мы не сумеем договориться.
– Называй свою цифру!
– Поймите, я не гувернантка.
– Пятнадцать!
Пришлось встать.
– Спасибо, разговор окончен. Впрочем,
могу дать вам совет: если хотите, чтобы мальчик вырос нормальным человеком,
заберите его из этой гимназии и отправьте в нормальную школу, к обычным
преподавателям.
– Тима хочет тебя! Поставил условие!
Иначе не пойдет учиться!
– Увы, он останется без меня.
– Я покупаю все.
– Но здесь получился облом! - рявкнула я
и, хлопнув дверью, вылетела в коридор.
Не знаю, каким образом Ирина Сергеевна будет
утешать обиженного хозяина, но даже в случае крайней нужды я не пошла бы в дом
к такому монстру. Одна манера говорить чего стоит - сплошь повелительное
наклонение и приказной тон, никаких «пожалуйста» или «будьте любезны». Иногда
от больших денег у людей сносит крышу.
Ровно в шестнадцать ноль-ноль я позвонила в
дверь к Жанне и была впущена в просторную, очень уютную квартиру. Меня провели
в большую комнату, усадили в мягкое кресло и спросили:
– Что хотите? Платье?
– Вы шьете все? - заинтересовалась я.
Жанна кивнула.
– Да, кроме шуб. Но если хотите, по
поводу манто я отправлю вас к замечательному скорняку.
– Какой у вас манекен смешной, -
улыбнулась я. - Сейчас таких уже не делают. Наверное, старинный?
– От мамы достался, - кивнула Жанна.
– Она тоже шьет?
– Мамочка умерла.
– Ох, простите!
– Ничего. Это не вчера случилось, много
лет прошло, я тогда совсем маленькая была, - тихо уточнила портниха.
– Тяжело одной, - подхватила я, -
великолепно вас понимаю.
– Не думаю, - грустно сказала Жанна. -
Меня поймет лишь тот, кто в приюте рос.
– Вас отдали в детдом?
– Да, - кивнула Жанна.
– Ой, бедняжечка! Неужели отец отказался
от вас?
Портниха отвернулась к окну.
– Впрочем, мой папа, - как ни в чем не
бывало продолжала я, - тоже остался со мной. Маменька смылась, решив бросить
новорожденную дочь. Мы так и не встретились, я ее ни разу не видела. Была,
правда, одна очень странная история, прояснившая судьбу матери, но это
произошло, когда я уже сама вышла замуж.
– Ваш отец благородный человек, -
пробормотала Жанна.
