На гигантском участке находятся два здания.
Один – сама дача, двухэтажный особняк под железной крышей. Другой – небольшая
сторожка, или, как говорил папа, – дворницкая. Тоже двухэтажная, но не в
пример меньше. Внизу пятнадцатиметровая комнатенка, а наверху чердак. Мамочка
не разрешала мне в детстве туда заглядывать, но я иногда не слушалась и
поднималась по шаткой, дрожащей лесенке наверх. Там было так уютно! Сквозь
круглое пыльное оконце проникали лучи горячего летнего солнца, пахло сеном,
чем-то душным, а в дальнем углу быстро-быстро копошились бесчисленные мыши.
После свадьбы мамочка торжественно передала
ключи от всех построек Михаилу. Надо сказать, что супруг вложил массу денег и
времени в переустройство дома. Поставил АГВ, упразднил печи, которые папа топил
углем, сделал роскошный камин и сауну. Полы теперь сверкали паркетом, а стены
шикарными обоями. Но мне парадоксальным образом дом сразу перестал нравиться,
из него ушло что-то родное, милое. И хотя последние годы он не мог считаться
исключительно нашим – мамочка сдавала второй этаж разным людям, – все
равно где-то в этих стенах жил призрак папы. После дорогостоящего ремонта тени
покинули здание, и оно стало мне чужим.
Изменения коснулись и сторожки. Нижняя комната
превратилась в настоящий гараж, а чердак оштукатурили и превратили в склад
вещей. Таких, которые не нужны, но рука не поднимается выбросить. Среди хлама
оказалась и злополучная арфа.
Все эти мысли плавной чередой плыли в моей
голове, пока поезд, покачиваясь, мчался в Алябьево. Я много лет приезжала сюда
только на машине и даже не узнала станцию. Небольшой домик возле платформы
превратился в довольно приличный универмаг, а на площади стояло сразу несколько
автобусов. Один из них, одышливо фыркая на подъемах, довез меня до конечной
остановки. Я вылезла и подождала, пока машина уедет.
Воцарилась тишина. День стоял ясный, слегка
морозный. Снег, в отличие от московского белый и чистый, просто сверкал в лучах
светила, на секунду я зажмурилась, потом вновь открыла глаза. Узенькая дорожка,
петляя между деревьями, бежала вниз. На секунду мне показалось, что там стоит
папа и довольно сердито твердит:
– И кто же это, Рыжик, разрешил тебе
одной выходить на шоссе!
Вздрогнув и тряхнув головой, чтобы прогнать
видение, я быстрым шагом пошла по направлению к дому. Идти предстояло минут
десять, и мне не встретился ни один человек. Уже тогда, когда рука взялась за
калитку, в голову неожиданно пришла мысль.
А кому достанется после развода дача? Я даже
выпустила от растерянности жалобно звякнувшую щеколду. До сих пор мне как-то не
приходилось задаваться материальными вопросами, но теперь, когда решила
разводиться… По документам, собственницей алябьевского дома вроде являюсь я. А
ведь еще была родительская квартира, проданная Михаилом, я подписывала
доверенность на ведение дел, а потом даже не поинтересовалась, какую сумму
супруг выручил за жилплощадь.
Дача глядела на мир закрытыми железными
ставнями. Наверное, Кирюшке понравится тут – рыбалка, грибы… Сережка и Юля тоже
будут не против, им подойдет вон та угловая комната на втором этаже, бывшая
спальня родителей. И уж совсем хорошо окажется собакам. Целый день, задрав
хвосты, можно носиться по участку, не дожидаясь, пока тебя выведут на десять
минут в пыльный двор.
Представив себе Мулю, Аду, Рейчел, наших кошек
вкупе с жабой Гертрудой и тройкой хомяков, наслаждающихся закатным июньским
солнцем, я улыбнулась. Странно, что некоторые женщины считают себя на пороге
сорокалетия старыми. Для меня жизнь словно начиналась, внутри Ефросиньи сидела
восемнадцатилетняя Евлампия. И это она легко перебирала ногами и, не чувствуя
проникающего сквозь тонкую замшу холода, побежала к сторожке, вдыхая полной
грудью свежий воздух.
Глава 29
Мы никогда не запирали чердак, но сейчас на
двери красовался самый обычный, покрытый ржавчиной, висячий замок.
Сначала я растерялась, но потом нашла
подходящий камень и принялась сбивать железку. Дело шло туго, в конце концов
замок остался нераскрытым, просто выпало из створки одно из ушек, державших
крепление. Я рванула дверку и вдохнула застоявшийся воздух. Пахло почему-то не
деревом, пылью, не старыми тряпками, а плохо вымытым унитазом, попросту мочой.
Дивясь на неприятный аромат, я стала
вглядываться в очертания смутных предметов. Вон там громадный гардероб, рядом какие-то
ящики… Впрочем, тут где-то был выключатель.
Я пошарила рукой по стене и щелкнула клавишей.
Моментально под потолком вспыхнула покрытая пылью лампочка. Толку от нее
оказалось чуть, но в неверном желтоватом свете я увидела в углу большой черный
футляр и присвистнула. Бог мой, совсем забыла, какая она огромная! Я даже не
сумею сдвинуть ее с места, не то что спустить с лестницы и дотащить до станции.
Сразу следовало действовать иначе, нанять у платформы крепкого мужика с машиной
и только тогда ехать за арфой. Ну всегда задним умом крепка.
Чертыхаясь, я все же решила подойти поближе.
Но не успели ноги сделать шаг, как ухо уловило стон.
– Кто здесь? – дрожащим от ужаса
голосом спросила я, чувствуя, как спина моментально покрывается липким потом.
Стон повторился. Чувствуя, что сейчас грохнусь
в обморок, я попробовала передвинуть ставшие пудовыми ноги, но они словно
приросли к полу.
– Помогите, – прошелестел бесцветный
голос, – помогите!
Словно сомнамбула, я двинулась на зов. Звук
шел от гардероба. Я обогнула необъятный шкаф, заглянула в нишу, образовавшуюся
между его задней стенкой и сундуком…
Прямо передо мной на какой-то подстилке сидела
съежившаяся, грязная… Катя.
– Что это? – потеряв всякий разум,
спросила я.
Катя подняла голову, увидала меня, и из ее
огромных глаз, выделявшихся провалами на маленьком, с кулачок, личике, полились
градом прозрачные слезы.
Минут пять мы с упоением рыдали, обнимая друг
друга за плечи. Наконец Катя спросила:
– Господи, как ты сюда попала?
– Вообще-то дача принадлежит мне, но я
пришла за арфой, обещала играть у Кирюшки на школьном концерте.
Катя затрясла головой:
– Ничего не понимаю… Как дети?
– Великолепно.
– А собаки?
– Лучше не бывает.
– У вас ничего не случилось?
– Нет, если не считать приезда милейшей
Виктории.
– Каша «Здоровье», – ухмыльнулась
Катя и окончательно пришла в себя. – Так, давай быстро думать, как меня
освободить.
