Указательный палец, перемазанный чернилами,
ткнулся в Сережу.
– Ешь давай, – велела Юля, – не
отвлекайся!
Из-под стола раздалось недовольное ворчание.
– А ну, быстро закончили чеченскую войну, –
велела Катя.
Собаки разом примолкли, зато заорали кошки.
– Сколько у вас животных, –
вздохнула я, – целый зоопарк.
– Ну, вовсе не так уж много, –
радостно сообщил Кирюша, – всего три собаки да две киски. Глядите, мопсы
Муля и Ада.
Две совершенно одинаковые морды уставились на
меня круглыми, блестящими глазами навыкате. Жуткие уродины. Нижняя челюсть
выдается вперед, носа почти нет, на лбу кожные складки…
– Еще стаффордширская терьерица
Рейчел, – тарахтел, не умолкая, мальчишка, выталкивая ногой из-под стола
довольно крупную, задастую, рыжую собаку с нехорошим тяжелым взглядом. –
Вон та киска, черно-рыжая, Семирамида, а совершенно белого кота зовут Клаус… А
еще…
Полный энтузиазма, он рванулся в угол к
холодильнику и вытащил большой аквариум, где суетились тучные хомяки.
– Серый – Кеша, рыжий – Петя, черный –
Леонардо, а в корзинке – жаба Гертруда, хотите, принесу?
– Гертруду покажешь завтра, –
отчеканила Юля и водворила Кирилла за стол. – Вы ешьте, а то остынет.
Я окинула взглядом угощение. Эмалированная
кастрюля с отварной картошкой и сковородка с жирными жареными куриными
окорочками, рядом, в красной миске, горкой громоздился салат, щедро залитый
майонезом… У нас дома не едят подобных вещей, куриные окорочка содержат
сплошной холестерин. Миша употребляет только грудки, желательно без панировки,
с цветной капустой…
– Не стесняйтесь, – опять улыбнулся
Сережа, – налетайте.
Вздохнув, я принялась за яства. Интересно, удобно
попросить у хозяйки в качестве десерта таблетку фестала? Моя печень не вынесет
окорочково-майонезную бомбежку. И потом, какая странная семейка. Старшему сыну
подкатывает к тридцати, младшему по виду не больше одиннадцати, а возраст самой
хозяйки определить невозможно…
– Как тебя зовут? – прервала мое
глубокомысленное размышление Катя.
Я невольно вздрогнула. Мой папа был большой
оригинал, и, когда я появилась на свет, недолго думая нарек дочь именем своей
покойной матери. Все бы ничего, носи бабушка простое имя, типа Мария, Татьяна,
Елена… Так нет, крестили… Ефросиньей. Естественно, в школе и консерватории меня
всегда звали Фрося, и никак иначе. Самый тяжелый момент наступает, когда
следует представиться незнакомым людям.
– Ефросинья, – бормочу я.
– Ну да, – следует ответ, –
отличное, редкое имя. Фрося, значит. Фамилия случайно не Бурлакова?
Просто плакать хочется, до чего одинаково все
реагируют. Кстати, фамилия у меня чисто царская – Романова.
Сережа, Юля, Катя и Кирилл выжидающе
примолкли. Даже собаки разинули пасти. Еще раз подивившись уродливости мопсов,
я открыла было рот… Ну нет, ни за что не скажу настоящее имечко. Ефросинью я
ненавижу так же, как мужа и арфу, лучше сообщу первое, что придет в голову.
Язык моментально ляпнул:
– Евлампия.
– Ну надо же, – восхитился
Сережа, – какое редкое имя! А как сокращенно?
– Лампа, наверное, – хихикнул
Кирюшка, за что моментально огреб от матери подзатыльник.
Я безнадежно запихнула в рот ложку
отвратительного салата из крабовых палочек. Господи, ну почему мне так не
везет?
На ночь меня положили в гостиной на диване.
Ложе оказалось страшно неудобным, узким и жестким, подушка комковатой, а одеяло
«кусалось», просовывая сквозь слишком тонкий пододеяльник жесткие ворсинки.
Провертевшись с боку на бок, я наконец задремала, но не тут-то было.
Дверь комнаты, протяжно заскрипев,
приоткрылась. Я посмотрела в ту сторону. Никого, наверное, сквозняк. Сон начал
медленно заползать под веки, и вдруг что-то тяжелое, горячее, с угрожающим
звуком плюхнулось прямо на грудь.
– А-а-а! – заорала я.
Послышался топот босых ног, потом вспыхнул
свет.
– Ну? – спросил Сережа,
щурясь. – Ты всегда орешь во сне или только в гостях?
– Кто-то напал на меня, –
пролепетала я, пытаясь сесть.
– Боже, – вздохнул парень, – в
нашем доме невозможно отдохнуть! Это всего лишь Муля. Ты лежишь в гостиной, а
она привыкла тут ночевать, на диване, вот и пришла на свое место, подумаешь,
ерунда какая, подвинься чуток.
– Кто такая Муля?
– Английский мопс, – напомнил
парень. – Есть еще Ада, но та с хомяками дрыхнет. Да не бойся, Мулька не
кусается, храпит только немножко, спокойной ночи.
Свет погас, я осталась в гостиной. Мопс,
абсолютно не стесняясь, развалился на мне. Маленькая с виду собачка оказалась
на редкость тяжелой и горячей. Я попробовала спихнуть ее вбок, но Муля даже не
вздрогнула, лежала камнем, вытянув лапы. Я брезгливо оглядела животное. Спать в
одной кровати с грязной собакой! Хотя на первый взгляд Муля выглядела довольно
чистой, и пахло от нее ментоловой жвачкой. Внезапно ее передние ноги быстро
задвигались, задние задрожали, и, не открывая глаз, мопсик начал повизгивать.
Мне стало смешно: надо же, оказывается, собаки тоже видят сны. Песик продолжал
плакать. Я осторожненько погладила его жирный бок. Муля вздохнула и
успокоилась. Шерстка у мопсика оказалась нежной, просто шелковой на ощупь. Я
машинально погладила ее еще разок, удивляясь приятному ощущению, потом
вздохнула. Ну вот, трогала пса, теперь следует идти мыть руки. Но вставать не
хотелось, внезапно диван показался страшно удобным, от мопса шло ровное тепло,
и он сопел, тихо, совсем не противно. Я послушала несколько минут мерное
дыхание и неожиданно вновь погладила Мулю. Пальцы случайно наткнулись на
мордочку. Собачонка распахнула огромные сонные глаза и лизнула мою руку
язычком, розовым и ужасно длинным. Прикосновение было моментальным и не
слюнявым, словно кто-то очень нежно провел по ладони мокрой, теплой, замшевой
тряпочкой. Я вздрогнула, мне говорили, что у животных глисты… Муля вздохнула и
вновь поглядела на меня. Неожиданно стало спокойно и как-то хорошо, словно с
души упал камень. Навряд ли у этой собачки паразиты, все-таки в семье живет…
Осторожно повернувшись на бок, я закрыла глаза. Раздалось сосредоточенное
сопение, и в ту же секунду мопсиха нырнула под одеяло и прижалась к моим ногам спинкой.
Я попыталась выпихнуть ее наружу, но незваная гостья только сопела. Через пару
минут ледяные ступни согрелись, и наконец пришел крепкий и глубокий сон.
