Почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота,
Аня кинулась к телефону и вызвала сразу милицию и «Скорую помощь». Специалисты
приехали быстро. Яну увезли в больницу, а Аню попросили пройти в квартиру.
Зайдя к соседке, Анечка ахнула. Всегда аккуратная, даже кокетливая комнатка
выглядела ужасно. Содержимое шкафов громоздилось на полу. Бумаги вперемешку со
школьными тетрадями и книгами валялись в коридоре. Кухня казалась
разгромленной. Неизвестные вандалы вывалили на пол содержимое ящиков и полочек…
В ванной зачем-то перетрясли корзину с грязным бельем, а в туалете разнесли
вдребезги крышку от бачка и сломали внутренности сливного устройства. Скорее
всего в квартиру влезли воры, и неожиданное возвращение хозяйки стало для них
настоящим сюрпризом. Грабители избили женщину и убежали.
– И зачем было лезть в квартиру к бедной
преподавательнице? – подивилась я.
Анечка вздохнула:
– У Яны были изумительные драгоценности –
старинные серьги, кольца, броши, да и в средствах она не стеснялась. То шубу
купит, то сапоги, то стиральную машину… Наверное, от мужа осталось, он был
крупный коллекционер.
– А где он сейчас? –
поинтересовалась я.
Аня пожала плечами:
– Умер, Яна вдова. Она в этот дом
переехала пять лет тому назад, похоронив супруга. Говорила, что не может больше
на старой квартире жить, слишком много воспоминаний. Мы с ней подружились
немного, я хотела к ней сегодня в больницу сходить, у нее родственников
практически нет. Да Петьку деть некуда, а ехать далеко, в 257-ю больницу, на
улицу Солдатова. Ой, сейчас сгорит!..
Анечка метнулась к духовке и вытащила большую
сковородку, на которой посверкивала румяными зажаренными боками курица.
Выглядел бройлер восхитительно, а аромат, разнесшийся по кухне, без слов
говорил, что и на вкус цыпленок окажется потрясающим. Я не выдержала:
– Простите, а как у вас получилось такое
блюдо?
Анечка улыбнулась:
– Небольшой семейный секрет, но я его
охотно всем рассказываю. Берете пачку самой обычной соли, только не крупного
помола, а «Экстру», высыпаете в глубокую сковородку. Моете курочку и кладете
спинкой на соль, разжигаете духовку и засовываете все туда. Все!
– Все?
– Да, – подтвердила Аня, –
примерно через час, время зависит от размера курицы, можно подавать к столу.
Видите?
Я подошла и заглянула в сковородку. Изумительно
зажаренная птичка покоилась на мелких крупинках. Прямо под тушкой они
пожелтели, но по краям остались белыми. И впрямь – поваренная соль.
– Курчонка следует брать только
импортного, – наставляла Аня.
– Почему?
– Наши жилистые, плохо пекутся, и потом –
чем-то воняют!
– Но они дешевле!
– Зато несъедобные, – фыркнула Аня.
Я вздохнула, вспомнив свой «супчик».
– Моя мама называла этот рецепт «минус
десять».
– Как? – не поняла я.
Анечка рассмеялась.
– Пачка соли когда-то стоила десять
копеек, ни масла, ни дорогой фольги или сметаны для данного блюда не требуется,
так что теряете только десять копеек.
Возле метро тетка, замотанная в несколько
шарфов, хлопала себя рукавицами по бокам. Погода и впрямь была ужасающая.
Холодно, скользко и как-то неуютно. В такой день хорошо дома, на диване, с
книжечкой и пирожными, и уж совсем тоскливо торговать сосисками. Неожиданно до
моего носа долетел запах. Ноги сами собой понеслись к тележке.
– Тебе с чем? – хриплым голосом
осведомилась продавщица и закашлялась.
Я на секунду призадумалась. Господи, и что это
я собираюсь делать? Покупать на улице еду из рук больной женщины.
– Не боись, – хмыкнула бабища,
улыбаясь. – СПИДа нет, простыла на ветру, а сосисочки свежие, не
сомневайся. Так с чем?
– С горчичкой, – неожиданно против
воли вымолвил язык.
Торговка откинула крышку, вытащила длинную
булку, ловко всунула внутрь розовенькую колбаску, полила горчицей и подала мне
вместе с салфеткой:
– Приятного аппетита.
Краем сознания я отметила, что она берет
продукты и деньги одной и той же рукой без перчатки, но зубы уже вцепились в
сандвич. Упругая кожица лопнула, рот наполнил ароматный сок. Хлеб оказался
мягким, приправа умеренно острой, никогда до сих пор я не пробовала такой
восхитительной еды. Даже в ресторане «Максим», куда иногда мы с Михаилом
заглядывали, не подавали подобной вкуснятины. Проглотив хот-дог, я облизнулась
и, махнув рукой на все соображения гигиены и поправ принципы правильного
питания, приобрела в соседнем ларьке чашечку горячего кофе. Принципиально не
пью растворимых напитков, так как они наносят непоправимый удар по печени, но
сегодня происходили чудеса. Сладкая светло-коричневая жидкость, назвать которую
«кофе» было как-то стыдно, приятно пролилась в желудок, согревая меня изнутри.
Продавец, простоватый мужичонка лет пятидесяти, сказал:
– Первое дело на морозце горяченького
хлебануть, сразу жизнь иной кажется.
Я вбежала в метро, вскочила в поезд,
шлепнулась на сиденье и, поджав под себя ноги, подумала: «Как хорошо!»
257-я больница устроилась прямо у метро.
Внутри больничного здания нашлась «Справочная», но окно оказалось закрыто.
Побродив по этажам, я наткнулась на «Реанимацию» и спросила вышедшую из двери
симпатичную женщину в зеленой шапочке:
– Простите, Михайлова не здесь лежит?
– Здесь, – подтвердил врач. –
Вы ей кем приходитесь?
– Из милиции.
– Предъявите удостоверение, –
моментально отреагировала хирург.
Я растерялась. До сих пор никто не просил у
меня документов. Пауза затянулась, докторица начала хмуриться, но тут из другой
палаты высунулась голова и закричала:
– Оксана Степановна, скорей, Маркова
тяжелеет!
Бросив меня, врач понеслась на зов, я всунула
голову в «Реанимацию» и, увидав за столиком худенькую девушку, заныла:
– Доченька, скажи, милая, как тут
Михайлова, я ее тетя.
Нет, все-таки не зря я училась в
консерватории, явно обладаю актерским талантом.
Девчонка серьезно ответила:
– Состояние крайней тяжести, без
отрицательной динамики.
– Что? – не поняла я.
Девица перестала корчить из себя Гиппократа и
сказала:
– Плохо ей, но хуже не делается.
– Поговорить можно?
