Потом она принесла небольшое красное ведерко,
ловко выжала бывшее полотенце и в мгновение ока ликвидировала «океан». Я стояла
пень пнем, оказывается, надо было не мочить, а выкручивать тряпку.
– Ведро в унитаз вылить сможешь? – с
издевкой спросила Юля и унеслась.
Выполнив приказ, я ушла в гостиную и вновь
легла. Голова болела немилосердно.
– Лампочка, – раздался Кирюшин
вопль, – иди ужинать!..
– Не хочу, – вяло отозвалась я.
– Иди быстрей! – не успокаивался
мальчишка.
Пришлось подниматься. На столе исходила паром
миска.
– Тебе сколько? – спросил Сережа и,
не дожидаясь ответа, наполнил тарелку. – Кетчуп, горчица, сметана…
Я принялась вяло ковырять вилкой поданное.
Остальные ловко и споро запихивали в рот клейкие куски отвратительного на вид
теста. Причем ели они пельмени с хлебом. Очевидно, в этом доме даже не слышали
о правильном питании.
– Хорошо как – в холод горяченького, –
пробормотал Сережа, блаженно щурясь.
– Не вздумай заснуть, – пнула его в
спину Юля, – надо посуду помыть.
– Кирка помоет, – отбивался муж.
– Индейское жилище фиг вам, –
завопил мальчишка. – Знаете, сколько уроков назадавали! Пусть Юлька…
– Во-первых, не Юлька, а Юлечка, –
прервала девушка, – а во-вторых, домой работу взяла, завтра номер веду.
Так что, Сережка, берись за губку.
– Минуточку, – сказал парень, –
помните, что мать вчера сказала?
– Что? – в один голос спросили
домочадцы.
– Лампу прислала из Петербурга к нам
Нинель Михайловна…
– Ну, и чего? – заторопила Юля.
– А зачем прислала? Чтобы она у нас
трудилась на ниве домашнего хозяйства, домработницей. Мать ей оклад положила,
сто баксов. Верно?
Все кивнули.
– Тогда и спорить нечего, – сообщил
Сережа и повернулся ко мне: – Считай, твой рабочий стаж пошел, начинай. Да не
боись, мы помогать станем, когда сможем.
– Ладно, – пробормотала я, чувствуя
полную безысходность. – Где у вас посудомоечная машина?
– Нетуньки, – пропела Юля, –
губочкой трем вместе с «Фейри». Ладно, мне некогда.
И она выскользнула за дверь. Следом вылетел
Кирюшка, последним, зевая, ушел Сергей, я осталась наедине с горой посуды. Ну
ни за что бы не подумала, что несколько человек, поев на ужин всего лишь
пельмени, оставят столько грязи!
Четыре глубокие тарелки, три пустые и одна
полная, чашки, блюдца, вилки, ножи, ложки, кастрюлька с противной жирной водой,
шумовка…
На раковине в резиновой подставочке лежала
омерзительного вида губочка, вся в кофейной гуще. И ЭТИМ предлагается мыть
посуду. Да к данному предмету противно и щипцами прикасаться! Но альтернативы
нет.
Я взяла кусок поролона двумя пальцами, словно
дохлую мышь, и попыталась отскрести жир. Но тарелка и не собиралась становиться
чистой. Она противно скользила и норовила упасть в весьма грязную раковину.
– Эй, Лампа! – донеслось из-за
спины.
Я обернулась. Юля, ухмыляясь, глядела мне в
лицо.
– Ты посуду когда-нибудь мыла? Возьми
«Фейри», пусти воду погорячей. Кстати, подъем завтра в семь.
И, хмыкнув, она ушла. Я послушно налила жидкое
мыло, дело пошло веселее. Примерно через час я оглядела плоды своего труда и
осталась довольна. Из коридора не доносилось ни звука, мои хозяева спали. Я
тихонько прокралась в гостиную и обнаружила на диване мирно сопящую Мулю.
Кое-как подвинув каменное тельце недовольно ворчащей мопсихи, я рухнула на
подушку и вытянула отчаянно ноющие ноги. Никогда так не уставала. Сквозь
наплывающий сон пробилась мысль: сегодня не приняла, как всегда, ванну на ночь,
не сделала маску. Да что там маска, даже зубы не почистила. Впрочем, и нечем,
щетки пока нет. А на нет и суда нет.
Утро вновь началось с многоголосого крика.
– Кошмар, – вопила Юля, –
девять утра! Сережа, быстрей!
– Девять! – заорал Сергей. –
Скорей, Кирка, одна нога здесь, другая там.
Потом они влетели в гостиную и завизжали, как
циркулярная пила:
– Лампа, ты почему нас не разбудила!
– Надо было будить? – ошарашенно
спросила я, пытаясь спросонья сообразить, который час.
Взгляд упал на будильник. Пять минут десятого.
Чего они так разволновались, ну кто встает в такую рань.
– Очень даже надо, – сообщил Сережка
и унесся в коридор.
Потом хлопнула дверь. Я осталась одна с
собаками. Не успела моя голова коснуться подушки, как раздался звонок в дверь.
– На, – сказала Юля и сунула мне в
руки маленькую сумочку,
– извини, по ошибке твою схватила!
Она подцепила небольшой ридикюльчик и
крикнула:
– Собак выгуляй!
В изумлении я уставилась на сумку. Нет, она не
моя, но и не Юлина, так чья, Катина?
С улицы донеслось:
– Лампа, брось ключи, на зеркале забыл!
Я высунулась в форточку и увидела Сережку
возле старого белого «Форда».
– Собак выведи! – напомнил парень.
Я пошла на кухню и уставилась на чайник.
Десять бесплодных попыток зажечь газ довели почти до истерики. Рука сама собой
роняла спичку, и конфорка не желала вспыхивать. Наконец догадалась, нашла
газету, подожгла ее и поднесла к горелке. Первая победа над бытом окрылила, и я
села пить кофе. В холодильнике нашлась лишь пачка масла, они ждут, что я пойду
за продуктами. Внезапно в голове появилась мысль. Сумочка! Вчера, убегая в
ужасе из квартиры убитого Кости, я машинально схватила ее в прихожей, просто
привыкла всегда появляться с элегантными аксессуарами… Значит, попросту украла
чужую вещь. И что делать? Ладно, будем разрешать трудности по мере их
поступления, сначала прогуляем собак.
Крикнув бодрым голосом: «Гулять!» – я вывела
стаю во двор.
Мопсихи моментально присели у подъезда, Рейчел
отошла к клумбе.
Надо же, как просто. Посчитав процедуру
законченной, я велела:
– Домой!
Рейчел подняла на меня умные глаза и деликатно
сказала:
– Гав.
– Домой! – повторила я.
