– И Таня, и Ольга Васильевна
экзальтированные, артистические натуры, им показалось, что надо уйти красиво.
– Вот дуры! – воскликнул Сережка.
– Да уж, – согласился Костин, –
об уме тут говорить не приходится, просто мексиканский сериал. Да еще бабушка
велела Тане начать новую жизнь и оставить мужу драгоценности и дорогую шубу.
Такое у нее понятие о чести и порядочности.
– Как ты догадался, что Таня у
бабушки? – не успокаивалась я.
– Элементарно, Ватсон. Ну не могла же
женщина уйти в двадцатиградусный мороз, одетая лишь в тоненькое платьишко и
туфли на шпильках? Значит, была машина, и стояла она на углу Камергерского и
Тверской, а там, возле Телеграфа, есть пост ГАИ. Допросили сотрудника,
дежурившего в тот день, он припомнил, что около десяти вечера подошел к
таксисту и спросил, отчего тот стоит с включенным счетчиком. А шофер сообщил,
что ждет клиентку, тут появились две гражданки. Ну гаишник и не стал штрафовать
таксиста. Там стоянка запрещена, а ненадолго останавливаться можно. Дальше –
дело техники, запросили таксопарки, нашли водителя, вот и все! Теперь, надеюсь,
понятно и вопросов нет?
– Еще как есть! – воскликнула
Катя. – Да полно вопросов! Кто стрелял в Тину, зачем Бурлевский решил убить
Лампу…
– Ах это, – отмахнулся
Володя, – ну, это совсем другая история.
– Говори, – велел Сережка.
– Нет уж, – отрезал Костин, –
сначала съем пельмени и выпью чай!
Глава 30
В полном молчании мы ждали, пока майор
насытится, даже собаки присмирели, а кошки во главе с Морисом уставились на
Володю во все глаза. В невероятной тишине приятель уничтожил пельмени и
спросил:
– А больше нет?
– Нет, – отрезала Юля, – ты
готов умереть от заворота кишок, только бы потянуть время.
Володя засмеялся и вытащил трубку. Пришлось
наблюдать, как он методично набивает ее табаком, раскуривает.
– Ну, – не выдержала Катя, – ну
же…
– Значит, так, – протянул
майор, – Бурлевский… Вот, Лампа, до чего человека может довести страсть!
Марки Федор начал собирать в десять лет.
Сначала, как все дети, он покупал блоки с изображениями зверей, потом увлекся…
На невзрачные кусочки бумаги с зубчатыми краями он тратил почти все, что
зарабатывал. Впрочем, больших денег до конца восьмидесятых у него не было, но
кляссер пополнялся регулярно. Никого и ничто не любил Бурлевский так сильно,
как свои альбомы. Обычному человеку не понять подобной страсти, но ради марок
продюсер был готов на все, даже, как впоследствии оказалось, на убийство.
Пропажу двух раритетов он обнаружил случайно.
Повез коллекцию на выставку в Испанию и там испытал невиданное унижение, когда
эксперт прилюдно заявил о фальшивках. Вне себя Федор возвратился в Москву, он
был уверен: подмену совершила бывшая жена Светлана, больше некому. Сначала он
изводит Ломакину звонками, требуя отдать марки. Но Света упорно отрицает факт
кражи. Тогда Федор нанимает двух уголовников и велит тем обыскать квартиру,
имитируя кражу. Домушники старательно выполняют заказ, но марок не находят.
Бурлевский в отчаянии, неужели мерзкая баба успела продать похищенное? Но мир
филателистов узок, большинство любят похвастаться в клубе новыми
приобретениями, и Федор знает – пока никто не покупал его сокровища, значит,
они у Ломакиной. Он продолжает названивать Свете, сначала предлагает деньги,
потом упрашивает, принимается грозить…
И наконец наступает день, вернее, ночь, когда
Федор набирает номер бывшей супруги и сообщает:
– Ну погоди, дрянь, сейчас сам к тебе
приеду и все обыщу.
Светлана пугается и начинает звонить ближайшей
подруге Ане. Но руки у нее дрожат, и палец все время нажимает не ту кнопку,
Света без конца попадает к Евлампии.
Разъяренный Федор врывается в квартиру, сломав
дешевенький замок. В кармане у него шприц, наполненный лекарством. В
воспаленном мозгу Бурлевского родился «гениальный» план: ввести бывшей жене
сильнодействующее средство и, когда той станет плохо, поставить ее перед
выбором – либо она говорит, где марки, и тогда Федор вызывает врача, либо…
Но ему фатально не везет. Дозу инъекции он
рассчитывает по справочнику «Токсикология» и по неопытности вкалывает Светлане
такое количество препарата, что у нее моментально начинается агония. Но даже на
краю смерти она упорно шепчет, что ничего не брала, чем злит Федора до потери
человеческого облика. Впрочем, может, он и собирался вызвать к умирающей врача,
но тут раздается звонок в дверь. Бурлевский, напуганный до крайности, прячется
в прихожей в шкаф. Он слышит, как какая-то женщина проходит в квартиру и
вызывает «Скорую». Слышит, но не видит ее. Пока незнакомка пытается помочь его
бывшей жене, Федор выбирается из укрытия и уезжает домой.
Утром ему становится страшно. Во-первых, он
узнает, что Светлана скончалась, а во-вторых, он понимает – неизвестная дама
слышала последние слова Ломакиной. Вдруг та рассказала про Федора!
– Нет, – вздохнула я, – она
только бормотала: «подделка, подделка» и «он пришел меня убить».
– Пораскинув мозгами, – продолжил
Володя, – Федор догадался, что бывшая жена успела позвонить кому-то из
подруг. Но кому?
Он едет вновь на квартиру к Ломакиной, срывает
печать и изучает телефонный аппарат, в памяти которого остался последний
набранный Светланой номер. Бурлевский звонит по нему, притворившись работником
телефонной станции. Но Лампа, заподозрившая неладное, дает мужику неправильный
адрес, вернее, правильно называет улицу, номер квартиры, а вот дом… Дурацкий
поступок! Если уж не хотела сообщать координаты, так и молчала бы. Но нашей
Лампушечке кажется, что она поступила крайне находчиво.
Федор едет по названному адресу, сунув в
карман пистолет. Он еще не знает, как поступит – то ли предложит денег, то ли
пристрелит бабу. И здесь выясняется невероятная вещь. Когда Бурлевский звонит в
дверь, никто не отзывается, он толкает ее – та подается. У Зайцевой
давным-давно был сломан замок, и пьянчужка так и жила, не боясь воров. В
комнате продюсера ждет невероятный сюрприз. На диване мирно храпит его сын
Антон, а рядом дрыхнет пьяная в дым Зайцева. В голове Федора моментально все
проясняется. Значит, Светлана перед смертью позвонила сыну и его сожительнице.
Очень логично – живет Зайцева рядом и успела бы прибежать. Вне себя от злости
Бурлевский хватает нож и вонзает его в Зайцеву.
Потом вкладывает нож в руку Антона и убегает.
Все, единственная свидетельница мертва, а сына ему ничуть не жаль, опустившийся,
спившийся парень не вызывает у отца никаких добрых чувств.
