– Где взяла?
После секундного колебания язык сам собой
соврал:
– Пошла гулять с собаками, а он на
помойке сидит. Явно домашний, чистый, в ошейнике…
– Небось в форточку за птичкой
сиганул, – вздохнула Катюша и порылась в густой шерсти гостя, – блох,
похоже, нет. Надо все равно обработать спреем для надежности и расклеить
объявление, наверное, хозяева обрыдались, а пока пусть живет. Пошли, дружочек,
на санобработку.
Она подхватила кота под живот и потащила в
ванную. Я налила себе еще кофе. Наверное, надо было сказать правду, но представляю,
какие вопли поднимет Катерина, заставит идти в милицию, давать показания… Лучше
промолчу.
– Лампуша, гляди! – заорала Катя.
В ванной, в тазике с теплой мыльной водой,
преспокойненько сидел кот. В отличие от других кошачьих, этот просто нежился в
пене и урчал от удовольствия, пока Катюша терла ему спинку, животик и грудку.
Даже голову котяра преспокойно подставил под струю, лишь пофыркивал, когда вода
попадала в нос.
– Первый раз встречаю такое! –
искренне изумилась Катя. – Ну, давай лапку.
Кот моментально протянул переднюю лапу.
– Слушай, – взвизгнула
Катерина, – он понимает! Ну-ка, дай лапу.
Гость покорно протянул другую, левую.
– Ох, и не фига себе, – пришла в
полный восторг Катюха, – артист, да и только.
Несколько минут мы заставляли животное
выполнять команды. Выяснилось, что он понимает почти все: лежать, сидеть,
стоять. Но самое смешное произошло, когда я велела:
– Голос!
Котяра разинул клыкастую пасть и разразился
душераздирающим мяуканьем. На вопль явились все животные и уставились на
«циркача».
– Молодец, – похвалила Катя, –
а теперь замолчи.
Кот разом заткнулся.
– Слушай, – пробормотала подруга,
вытирая новое приобретение полотенцем, – может, он из цирка сбежал? Такая
животина дорогого стоит. Давай позвоним в театр к Куклачеву, вдруг это их
«прима»?
Оставив ее забавляться с котом, я пошла в
прихожую и, уже натянув сапоги и куртку, поинтересовалась:
– Как я узнаю этого Писемского? Опиши
внешность.
– Моментально вычислишь, –
усмехнулась Катя, – толще его человека просто не будет. Огромная гора, а
сверху огненно-рыжая голова, ни за что не перепутаешь.
Глава 4
Катерина оказалась права. Олега Яковлевича
было видно издали – невероятной толщины мужик, а кудрявые волосы – цвета
взбесившейся лисы. Перед ним на подносе лежали остатки «скромного» обеда –
несколько оберток от биг-маков, коробочка макнагетсов, два пустых пол-литровых
стакана из-под колы, остатки жареной картошки и недоеденный пирожок. Наверное,
он не слишком любит сладкое.
– Здравствуйте, – произнесла
я, – меня прислала Екатерина Андреевна Романова.
«Гора» окинула взглядом мои сорок пять
килограммов и сказала густым басом:
– Это вы? Вы Евлампия Андреевна?
– Что тут странного?
– Да нет, – замялся
наниматель, – ничего.
Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Я очень
хорошо понимаю его сомнения. Выгляжу хрупкой, даже болезненной женщиной.
Росточком чуть-чуть не дотянула до метра шестидесяти, вешу как средний баран.
Впрочем, особой красотой господь тоже не наградил. Лицо маленькое, нос острый,
глаза серо-голубого оттенка, посажены глубоко, из-за чего кажется, что они
карие. Волосы не слушаются ни расчески, ни щетки, ни фена, поэтому стригу их
коротко, но пряди все равно стоят дыбом. Кирюшка говорит, что я смахиваю на
весеннего ежика, такая же тощая и взъерошенная. Большое в моем организме только
одно – ноги. Всякий раз, когда я покупаю обувь, продавцы не хотят верить, что
такая мозглявка носит полный тридцать девятый и сначала приносят тридцать
пятый, думая, что клиентка ошиблась. Со спины меня можно принять за
двенадцатилетнюю девочку, но физиономия сразу выдает возраст.
Я села на стул и велела командным голосом:
– Принесите стакан воды, минеральной,
пожалуйста!
Олег Яковлевич послушно пошел к кассе.
– Ну, – приказала я, когда он
вернулся, – излагайте суть дела.
– Здесь? – изумился Писемский.
– А где?
– Может, лучше у меня в машине, там тише…
Мы завернули за угол, и Олег Яковлевич открыл
роскошный «глазастый» «Мерседес». Я плюхнулась на кожаные подушки и вдохнула
знакомый запах дорогого одеколона, хороших сигарет и качественного коньяка. Когда-то,
в прошлой жизни, я ездила на таком же «Мерседесе», даже пахло там так же…
Отогнав неприятные воспоминания, я слишком резко спросила:
– Ну, повествуйте!
– О чем? – спросил Олег Яковлевич и
окинул меня оценивающим взглядом.
Мне не понравились ни его поведение, ни тон,
которым он разговаривал, поэтому я решила расставить точки над ё!
В давнюю давность, когда я училась в
консерватории, среди десятка предметов был один, казавшийся совершенно
ненужным, – актерское мастерство. Ну к чему оно пианисту, скрипачу или
арфистке… Но преподаватель, худой, носатый и невероятно экспансивный Федор
Евгеньевич, был иного мнения.
– Дети, – внушал он нам в
аудитории, – дети!
Студенты тихо пересмеивались, заслышав такое
обращение, но Федор Евгеньевич не смущался и вещал дальше:
– Вот подумайте сами, отчего один и тот
же исполнитель играет концерты по-разному? В понедельник – гениально, а во
вторник – провально?
– Вдохновения нет! – крикнул кто-то.
– О, – поднял палец
преподаватель, – в самую точку. Вдохновение, или, как говорят
цирковые, – кураж! Пришел кураж – отлично, нет его – полный обвал. Но
поджидать вдохновение дело долгое, а работать следует каждый день, как
поступить?
Мы молчали.
– Вот тут на помощь и приходит актерское
мастерство, – подпрыгивал от возбуждения Федор Евгеньевич, – стоя за
кулисами, начинаете настраиваться, перевоплощаться, ну, допустим, в Рихтера,
потом выходите к роялю, и гарантировано – сыграете, как он!
Аудитория загудела. Потом Леня Котов, самый
талантливый на курсе, подающий невероятные надежды пианист, выкрикнул:
– Я совершенно не желаю копировать
Рихтера, хочу играть, как Котов!
