– Черт, – сказала Юля, орудовавшая
ножом, – что-то не соображу, как лучше к мясу подобраться.
– А ты матери ножичек дай, –
посоветовал Сережка, ухмыляясь, – самая ее работа, и предмет знакомый,
шея, правда, свиная.
– Действительно, – оживилась
Катерина, хватаясь за тесак, – давай лучше я. На самом деле все просто:
вот тут проходит позвоночный столб, там вена, а рядом гортань. Сейчас подденем
и разрежем!
Не знаю, как гостям, но мне сразу расхотелось
вкушать ароматную свининку, я тут же ощутила себя каннибалом.
Я продолжала засовывать книги по медицине в
ящик. Потом принялась за детективы. Руки стали серыми, и заломило спину. Чтобы
чуть развеселиться, я включила телевизор. С экрана полилась дурацкая песня:
«Ты меня любишь, любишь, любишь, но скоро
погубишь, погубишь…»
Слова идиотские, но музыка ритмичная, и ноги
сами собой принялись приплясывать. Еще через секунду я тихо забубнила: «Найду,
найду Ксюшу, найду, найду Танюшу». Руки быстро упаковывали книги, а тело
покачивалось в такт. Внезапно бодрая мелодия смолкла, и раскрашенная девица с
изумительным светло-зеленым цветом волос бодро прочирикала:
– А сейчас абсолютно новый клип, просто
свежак, встречайте – Саша Золотой.
Тут же передо мной заскакал коротконогий
парень в обтягивающих парчовых штанах. Тощие ляжки эстрадного кумира быстро
двигались, огромные ботинки на двенадцатисантиметровой платформе ловко топали.
Я уставилась на действие. Ну надо же! В подобных туфельках и шаг-то ступить
трудно, не то что дрыгаться. Но Саша, очевидно, не испытывал никаких неудобств.
Вместо рубашки на нем красовалось нечто вроде рыболовной сети, густые вьющиеся
волосы тонкими прядями постоянно падали на лицо, а на обнаженных руках
виднелись яркие, разноцветные татуировки. Возраст певца оставался загадкой – от
семнадцати до сорока. Фигура юношеская, никакого намека на живот или лысину, и
нигде не трясутся дряблые мышцы. Но на шее иногда мелькали предательские
морщинки, и чуть-чуть обвис подбородок. Все-таки ему за тридцать. Моргнув
последний раз яркими цветами, клип погас. На экране появилась та же ведущая.
– А теперь, бакланы, – заверещала
она, – крутая фенька, ну-ка прикиньте, кто залетел к нам в студию? Саша
Золотой и его группа «Робин Бобин», ну-ка прищурьтесь да разглядывайте. Саша
Золотой!
Патлатый музыкант, жеманно складывая руки,
принялся говорить. Я отвернулась к полкам. Пел он, кстати, неплохо, определенно
у Саши был голос, что редкость на эстраде, да и слух присутствовал. Я, как
бывшая арфистка, частенько слышу, как какая-нибудь Маша Ман самозабвенно
распевает под оркестр, мило попадая «между нот». Но большинству зрителей и
невдомек, что певица отчаянно фальшивит. Публика не обучена музыкальной грамоте
и оказывается вполне довольна: барабан стучит, Маша пляшет, ну чего еще?
Саша хриплым голосом вещал благоглупости, хоть
я и не люблю рекламу, но в одном создатели жвачки «Стиморол» правы – иногда
лучше жевать, чем говорить. Золотой явно не родился Цицероном, бесконечные
«э-э» постоянно вылетали из его рта. К тому же меня раздражают люди, говорящие
на дурацком молодежном сленге… Окончательно обозлившись, я уже собралась
включить другой канал, как вдруг Саша прохрипел:
– А у нас, бакланы, новая певица.
Молодая, красивая и бешено талантливая, точно говорю, вы все еще на ее концерты
ломанетесь. Пока она записала лишь одну песню, но скоро мы раскрутимся и
набацаем альбом. Глядите, френды, Татьяна Митепаш!
Тома Агаты Кристи посыпались у меня из рук на
пол. Камера переехала с Сашиного лица на мордочку худенькой остроносой
девчонки. Белокурые волосы выкрашены прядками – зелеными, желтыми, розовыми. На
щеках – свекольный румянец, глаз не видно за нагуталиненными ресницами. А уж
одежда! Полное ощущение, что дама натянула в качестве платья гигантский
презерватив.
– Давай, Танюшка, – велел Золотой.
Митепаш ухватила микрофон и запела. Черт
возьми, у нее оказался великолепный голос, сильное, грудное контральто, ничего
общего с пришептыванием Кристины Орбакайте. Мощный, чистый звук. Татьяна и
впрямь может сделать отличную карьеру. Но сейчас было недосуг рассуждать о ее
профессиональном будущем. Главное, я знаю, где девчонка. Правда, она не слишком
похожа на фотографию, что лежит у меня в сумочке. Но на снимке девушка без
косметики и с простой стрижкой. Сейчас же на ее лице было несколько килограммов
грима.
Наступая на разбросанные повсюду книги, я
рванулась к телефону. Из трубки долго доносились гудки, потом сонный голос
пробубнил:
– Чего надо?
– Ваш телефон мне дал Федор Бурлевский.
– Слушаю, – моментально пришел в
себя собеседник, – очень внимательно слушаю.
– Я – секретарь господина Бурлевского и
хотела бы обсудить кое-какие вопросы с Сашей Золотым.
– Приезжайте к восьми вечера, сможете?
– Постараюсь, только дайте адрес.
– Николаевский проезд, дом 18, –
пояснил густой, сочный голос без всякой хрипотцы, – только, пожалуйста, не
опаздывайте, в одиннадцать у нас выступление в клубе.
– Лечу! – выкрикнула я и опрометью
кинулась к выходу.
По дороге я распахнула дверь спальни Валентины
и, отметив, что гостья вновь лежит в кровати, обложившись шоколадками, книгами
и апельсинами, крикнула:
– Тина, пойди в комнату к Кате и сложи
книги!
– Ладно, – пробубнила та,
потягиваясь, – попозже.
– Нет, – настаивала я, влезая в
куртку, – сейчас!
– Где Катя? – поинтересовалась
лентяйка, продолжая жевать.
– На дежурстве, вернется завтра.
– А ребята?
– Сережа с Юлей ушли в гости, Кирюшка
вместе с ними, до полуночи гулять собрались, смотри, прибегу часа через два и
проверю, как ты управилась, – пригрозила я, выскакивая на лестничную
клетку, – проваляешься в кровати, плохо тебе придется.
– Хорошо, хорошо, – безнадежно
сказала Тина, откладывая очередной любовный роман, – поняла, сейчас, через
секунду!
Вот ведь лежебока! Лифта дожидаться мне
показалось недосуг, ноги сами побежали по лестнице.
Дом в Николаевском был исписан со всех сторон
признаниями поклонниц.
«Золотой – тащусь», «Саша – ты моя любовь»,
«Всегда с тобой, забыв про все». Были надписи и попроще: «Саша – супер», «Битлы
дрянь – Саша гений» и даже почему-то «Спартак – чемпион».
Железную дверь украшал большой панорамный
глазок. После того как я позвонила, внутри мелькнула тень и откуда-то сверху
донеслось:
