Уж не знаю, как он ухитрялся работать в
подобной комнате! Все стены сплошь завешаны картинами, причем не было ни одного
по-настоящему ценного полотна. Скорей всего их покупали для души, по принципу
«мне это нравится». Штук пять отвратительных пейзажей, сильно смахивающих на
увеличенные почтовые открытки, два натюрморта и тройка полотен с изображением
щенков и котят. Здесь опять на полу лежал белый ковер, по стенам выстроились
книжные шкафы с собраниями сочинений А. Дюма, В. Пикуля, Л. Толстого и Майн
Рида. Очевидно, художественные вкусы Писемского оформились в коммунистические
времена. На письменном столе, чудовищно огромном и вульгарно-дорогом, высился
новехонький компьютер, и везде, куда ни взгляни, стояли безделушки – бронзовые
зажигалки, всевозможные пепельницы, глобусы, писающие мальчики, фарфоровые
балерины и позолоченные фигурки собак…
– Вот, – сунул мне Олег в руки
листки.
Я развернула первый.
«Дорогой, верь, я полюбила тебя всей душой и
не смогла сделать подлость. Не ищи меня, это бесполезно. Оформи развод и живи
счастливо. Хочу предостеречь – будь осторожен с красивыми молодыми девушками,
которые станут с тобой знакомиться, скорей всего ими будет руководить корысть.
Прощай, очень люблю, Ксюша». Следующая бумага – заявление в суд о разводе.
– Что это? – удивилась я.
– Как видите, – пожал плечами Олег.
– Где вы это нашли?
Писемский нервно закурил и сообщил:
– В театре.
– Где?
– Мы пошли сегодня во МХАТ, – начал
объяснять бензинщик, – там была премьера. Хороший спектакль, но очень
тягостный.
В антракте они сходили в буфет, съели
несколько бутербродов, выпили шампанского… Потом прозвенел звонок, и Ксюша
внезапно сказала:
– Прихвати мою сумочку и иди в зал, я
загляну в туалет.
Олег Яковлевич взял расшитый бисером мешочек и
сел на место. Тут же потух свет и началось действие. Шли минуты, но жена не
появлялась. Писемский подумал, что она опоздала к началу и тетки, стоящие на
входе, не пустили супругу в зал во время действия. Мхатовские билетерши крайне ревностно
относятся к своим обязанностям. Скорей всего, думал Олег, Ксюша сидит в буфете.
Он даже хотел встать и уйти, но места у них были во втором ряду, в самом
центре, пришлось бы на глазах у старательно изображающих трагедию артистов
поднимать из кресел десять человек, и Олег Яковлевич постеснялся.
Лишь только упал занавес, Писемский вышел в
холл, но Ксюши нигде не оказалось – ни в буфете, ни в фойе, ни у гардероба. Муж
даже заглянул в дамскую комнату, но жена словно испарилась. Самое странное было
то, что она ушла без верхней одежды. Красивая шубка из светлой норки
преспокойненько осталась висеть на вешалке, да и номерок лежал в кармане у
Олега Яковлевича.
В страшном волнении, дождавшись, пока публика
покинет театр, Писемский побежал к администратору. Сначала сделали объявление
по радио, потом методично обыскали театр, заглянули везде, даже на новую сцену,
Ксюта словно испарилась. Ушла декабрьской ночью, при жутком морозе в бархатном
платье с открытой спиной и элегантных лодочках на десятисантиметровых каблуках,
без денег и документов.
Олег Яковлевич помчался домой в тайной надежде
найти там беглянку. Может, ей просто взбрела дурь в голову, опоздала к началу,
не попала в зал, распсиховалась и уехала на такси. Мысль о том, что
Камергерский проезд, где расположен МХАТ, превращен в пешеходную зону и до
такси полуголой Ксюте пришлось бы идти на Тверскую, Писемский старательно
прогнал.
Квартира встретила его темнотой и тишиной.
Крикнув для порядка пару раз: «Ксюнчик, ты здесь?» – муж швырнул на пол
бисерную торбочку.
Завязочки распустились, выпало письмо.
– Наверное, надо идти в милицию, –
вздохнула я.
Олег Яковлевич прищурился и довольно зло
сказал:
– Ну уж нет! Я предпочитаю не иметь дела
с ментами. Гадкие, подлые люди, даже заявление не возьмут.
– Почему?
Писемский хмыкнул:
– Эти сволочи не хотят лишней работы,
поглядят на письмо и заявят: «Ваша супруга не пропала, а ушла к другому, мы не
ищем неверных жен. Сами разбирайтесь».
Резон в его словах был.
– Отчего вы решили, что Ксюта у
любовника?
Бензинщик всплеснул руками:
– А у кого еще? Ясное дело, подогнал
машину к дверям театра и увез. Сейчас небось посмеиваются надо мной.
И он скрипнул зубами. Я аккуратно положила
листочки на стол и со вздохом сказала:
– Завтра верну задаток.
– Ну уж нет, – нахмурился
Писемский, – нанялись, теперь работайте, ищите Ксению.
– Зачем? – изумилась я. – Вы
хотели ясности и получили ее. Любовник имеется, она к нему съехала. Разводитесь
и забудьте.
– Нет уж, – побагровел Олег
Яковлевич, – давайте действуйте. Желаю знать имя, отчество, фамилию и
адрес счастливчика.
– Да зачем? – недоумевала я.
– Какое вам дело, – вызверился
бензинщик, – может, хочу удостовериться, что девочка попала в хорошие
руки, она мне дорога…
Я только вздохнула и велела:
– Хорошо, показывайте ее комнату.
Писемский повел меня по бесконечному коридору
и ткнул рукой в три двери:
– Вот – будуар, ванная и спальня.
Я приступила к осмотру. Очевидно, квартира
делилась на две половины – женскую и мужскую. На Ксюшиной стороне располагалась
ванная, сплошь забитая парфюмерией и косметикой. Огромное розовое джакузи с
латунными кранами, на небольшой полочке – пузатая бутылочка «Арманьяка».
– Она пила?
– Нет, упаси бог, наливала в воду, когда
ополаскивала голову, говорит, очень хорошо волосы после коньяка блестят.
Да уж, до такой феньки даже я не додумалась в
прошлой жизни.
Десятки баночек, флакончиков, тюбиков
громоздились в шкафчиках. В воздухе витал слабый аромат. Я повела носом. Надо
же, «Шанель», старая добрая классика. Сейчас молодежь не слишком жалует старушку
Коко, предпочитая «Кензо», «Эскаду» и другой новомодный, но не всегда
качественный парфюм. Ксюша же обладала хорошим вкусом и не гналась за модой.
