Но было еще что-то, чего Момо толком не могла понять. И появилось это совсем недавно. Все чаще теперь случалось, что дети приносили с собой различные игрушки, с которыми нельзя было по-настоящему играть. Например, управляемый на расстоянии танк: нажмешь кнопку – он и катится. Больше от него толку не было. Или космическая ракета, которая летала вокруг длинной палки на шнуре – больше с ней нечего было делать. Или маленький робот с горящими глазами – этот ковылял по земле, поворачивая голову, – он тоже ни для чего другого не годился.
Все это были, конечно, очень дорогие игрушки, ни друзья Момо, ни она сама никогда таких не имели, но они были такие совершенные, что совершенней ничего себе и представить нельзя. Дети сидели иногда часами, плененные и вместе с тем скучающие, и смотрели, как такая штука ковыляет, тарахтит или летает вокруг палки на шнуре, – но сами ничего интересного придумать не могли. В конце концов они возвращались к старым играм, в которых им вполне хватало двух коробочек, разорванной скатерти или горсточки камешков. При этом можно было себе представить все, что хочешь.
Что-то и сегодня вечером у ребят ничего не клеилось. Дети бросили игру и уселись вокруг Джиги, Беппо и Момо. Они надеялись, что Джиги им что-нибудь расскажет. Но и этого не получилось: маленький мальчик, который пришел сегодня первый раз, мешал всем своим транзистором. Он сел в сторонке от других и включил аппарат на полную мощность. Шла рекламная передача.
– Может, ты прикрутишь свой идиотский ящик? – угрожающе спросил беспризорный мальчик по имени Франко.
– Я тебя не слышу, – отвечал новенький, – мой приемник играет очень громко.
– Сейчас же прикрути его! – крикнул Франко и встал. Новенький побледнел, но не сдавался:
– Чего это ты мне приказываешь? Я буду слушать свое радио, и нечего мне приказывать!
– Он прав. – сказал старый Беппо, – мы не можем ему этого запретить. Самое большее, что мы можем, – это попросить.
Франко опять сел.
– Пусть куда-нибудь уйдет, – сказал он огорченно, – он уже полдня нам все портит.
– Причина, наверное, есть, – сказал Беппо и посмотрел на новенького сквозь свои маленькие очки – приветливо и внимательно. – Определенно, у него есть причина.
Новенький молчал. Через некоторое время он прикрутил свой приемник и стал смотреть в другую сторону.
Момо подошла к нему и села рядом. Он выключил аппарат.
Какое-то время было тихо.
– Расскажешь что-нибудь, Джиги? – спросил кто-то.
– О да, пожалуйста! – закричали все. – Веселую историю!.. Нет, лучше захватывающую!.. Нет, нет – сказку!.. Приключение!
Но Джиги не хотел рассказывать. Никогда этого раньше с ним не было.
– Лучше вы мне что-нибудь расскажите, – признался он наконец. – О вас самих, как вы дома живете. Что вы там делаете и почему пришли к нам.
Дети молчали. Их лица стали вдруг печальными и замкнутыми.
– У нас теперь очень красивая машина, – раздался вдруг чей-то голос. – В субботу, когда папа и мама свободны, мы ее моем. И если я себя хорошо веду, мне разрешают помогать. Я тоже хочу, чтобы у меня когда-нибудь была такая машина.
– А я, – сказала маленькая девочка, – я теперь каждый день в кино хожу. Когда хочу. Чтобы развиваться, потому что у папы и мамы совершенно нет времени.
После некоторой паузы она продолжала:
– Но я не хочу развиваться. Потому я тайком хожу сюда и экономлю деньги. Когда я накоплю денег, я куплю себе билет и поеду в гости к гномикам.
– Глупая ты! – крикнул кто-то. – Гномиков не бывает!
– Нет, бывает! – упрямо крикнула девочка. – Я видела их в одной рекламе путешествий.
– У меня уже одиннадцать пластинок со сказками, – сказал другой мальчик. – Я их слушаю, когда захочу. Раньше мне папа сам рассказывал, когда приходил вечером с работы. Вот было здорово! Но теперь его никогда нет дома. Или он устал, или у него нету охоты.
– А твоя мама? – спросила Мария.
– Ее по целым дням не бывает дома.
– Да, – сказала Мария. – И у нас так же. Но, к счастью, у меня есть Деде. – Она поцеловала сестренку, сидевшую у нее на коленях, и продолжала: – Когда я прихожу из школы, я разогреваю обед. Потом я делаю домашние задания. Потом... – она передернула плечами, – ну да, потом мы бегаем до самого вечера. Чаще всего мы приходим сюда.
Все закивали, соглашаясь.
– Я вообще-то рад, – сказал Франко, причем выглядел он вовсе не радостным, – я радуюсь, что у моих стариков больше нет для меня времени. Когда они дома, они всегда ругаются и меня бьют.
Тут в разговор вдруг вмешался мальчик с транзистором:
– А мне теперь дают намного больше карманных денег!
– Ясно! – ответил Франко. – Это они делают, чтобы от тебя избавиться. Они нас больше не любят. И себя они тоже не любят. Они больше вообще никого и ничего не любят. Я вот так считаю.
– Это неправда! – сердито крикнул новенький мальчик. – Меня родители очень даже любят. Они же не виноваты, что у них нету времени. Так уж получилось. Зато они подарили мне вот этот транзистор. Знаете, какой он дорогой. Значит, они меня любят!
Все промолчали.
И вдруг этот мальчик, который весь день мешал детям играть, расплакался. Силясь перестать, он вытирал глаза грязными кулачками, но слезы все текли светлыми струйками по его грязным щекам.
Другие или смотрели на него сочувственно, или стояли опустив глаза. Теперь-то они его поняли. По правде говоря, каждый чувствовал то же самое. Как будто бы их родители бросили.
– Да, – еще раз повторил старый Беппо, – становится холодно.
– Я, наверное, больше сюда не приду, – сказал Паоло, мальчик в очках.
– Почему? – удивилась Момо.
– Родители сказали, что вы здесь просто лентяи и воры. Вы воруете время у боженьки, сказали они. А потому что таких, как вы, слишком много, поэтому у других людей и не хватает времени, сказали они. И я не должен больше сюда приходить. Потому что стану таким же, как вы.
Опять некоторые кивнули, потому что им говорили то же самое.
Джиги взглянул на всех по очереди:
– И вы тоже так про нас думаете? Почему же вы тогда приходите?
После короткого молчания Франко сказал:
– Мне наплевать. Я все равно стану карманником, говорит мой старик. Я на вашей стороне.
– Ах, вот как? – сказал Джиги, приподняв брови. – Значит, вы считаете нас ворами?
Дети смущенно уставились в землю. Наконец Паоло испытующе посмотрел в лицо Беппо:
– Мои родители никогда не врут, – сказал он тихо и еще тише спросил: – Разве вы не воры?
Тут старый Подметальщик Улиц поднялся во весь свой не слишком внушительный рост, поднял вверх три пальца и произнес:
