– Простите, я не знала, в справочном
окошке никого…
– То-то и оно, – вздохнула
санитарка, шлепая грязной тряпкой по вонючему линолеуму, – ты пойдешь
работать за триста рублей в месяц?
За три сотни целый день разговаривать с
родственниками больных?
– Никогда.
– Вот поэтому и в окошке пусто, –
ответила нянька и неожиданно подобрела: – Ступай на черную лестницу, девки там
курят небось!
– Где это?
– Там! – ткнула баба пальцем в дверь
с табличкой «Не входить. Служебные, очень злые собаки».
Заметив мои колебания, она прибавила:
– Иди, иди, не бойся, бумажку повесили,
чтоб больные не шлялись, а то везде пролезут, покоя не дадут, ироды эфиопские.
Недоумевая, при чем тут Эфиопия, я толкнула дверь
и оказалась на маленькой и узкой лестничной площадке. Возле грязного, давно не
мытого окна, на подоконнике сидели две девчонки в голубых хирургических
пижамах. Между ними стояла набитая окурками железная банка из-под «Нескафе».
Девицы были похожи на позитив и негатив. Одна беленькая, румяная, голубоглазая,
словно недавно выпеченная булочка, пухлая и аппетитная. Другая – смуглая,
черноволосая, с ярким ртом и глазами-маслинами, скорей ржаной сухарик, если
продолжать кулинарные сравнения.
– Что надо? – окрысилась
«булочка». – На секунду отошли.
– Обезболивающие только по распоряжению
врача, – быстро добавила «сухарик».
– Нет, нет, – поспешила я их
успокоить, – ничего не надо. Скажите только, в какой палате Звягинцева…
– Ты помнишь? – спросила беленькая.
Черненькая пожала плечами.
– Сейчас докурим и посмотрим.
Процесс курения растянулся на полчаса, я
маялась в коридоре, лихорадочно соображая, какой табак может куриться так
долго. Гаванская сигара толщиной в ногу? Кальян? Наконец девчонки выпорхнули, и
беленькая смилостивилась:
– Пошли.
Следующие минут десять она разглядывала
какие-то списки и наконец произнесла:
– Звягинцева Анастасия Валентиновна, 1975
года рождения?
Я не знала отчества Насти, но все остальное
совпадало.
– Да.
– Она умерла, – равнодушно обронила
медсестра.
От изумления я чуть не упала.
– Как?
– Подробности у лечащего врача, –
поскучнела девица.
– Что же случилось? – недоумевала
я, – конечно, перелом шейки бедра дело неприятное, но ведь не смертельное…
– Ничего не знаю, – отрезала
девчонка, – вот придет с конференции Роман Яковлевич и расскажет.
– Кто?
– Минаев Роман Яковлевич, ее лечащий
врач, – пояснила собеседница.
– А когда…
– Все у Минаева.
– Когда она умерла?
– Позавчера.
– Господи, – подскочила я на
месте, – почему же родственникам не сообщили?
– Вы чего, тетя? – вызверилась
«булочка». – Очень даже сообщили. Нам трупы не нужны. Приезжали и
свекровь, и муж, супруг даже в обморок упал.
Отказываясь что-либо понимать, я принялась
мерить шагами коридор. Наконец вдали послышались голоса, и появилась группа
людей в голубых, зеленых и белых костюмах.
– Роман Яковлевич, – позвала я.
Молоденький парень в больших очках притормозил
на бегу и спросил:
– Вы ко мне?
– Да.
– Слушаю.
– Я относительно Звягинцевой.
Крупные, оттопыренные уши очкарика вспыхнули
огнем, и он пробормотал, опуская глаза:
– Пойдемте в ординаторскую
В довольно большой комнате на письменном столе
мирно лежали остатки завтрака. Несколько ломтиков колбасы, наломанный батон и
пакетик «Липтон».
– Звягинцева скончалась, – со
вздохом сообщил парень, опускаясь на стул.
Лицо доктора было совсем молодым, больше
двадцати ни за что не дашь. Но раз работает в больнице, наверное, закончил
институт.
– Мне уже сказали, – ответила
я, – хотелось бы знать, отчего.
– Кто вы, собственно говоря,
такая? – выпустил когти Минаев.
– Тетя Насти.
– Все объяснения даны мужу, – сухо
пояснил врач, – у него и спрашивайте.
Я уставилась на «Гиппократа» в упор. Надо же,
небось только начал практиковать, а уж освоил повадки стаи. Но откуда молодому
нахалу знать, что моя лучшая и единственная подруга – хирург? Так вот Катюша не
раз говорила:
– В больнице главное – не пускать дело на
самотек. Уложили в палату и успокоились, дескать, врачи сами все необходимое
сделают. Нет, не сделают; надо проявлять бдительность, не стесняться спрашивать
названия лекарств, требовать консультаций профессора, следить, как выполняют
назначения медсестры. К сожалению, сейчас много недобросовестных работников.
Если у больного скандальные родственники, побоятся связываться. Они с жалобами
побегут, потом по комиссиям затаскают, еще в суд подадут…
Вздохнув поглубже, я процедила:
– Вот что, любезнейший, извольте дать
исчерпывающий ответ на вопрос. Иначе, посмотрев на здешние порядки, я
отправлюсь в Минздрав, а следом в суд. Пусть проведут служебное расследование,
назначат комиссию да проверят, как вы, с позволения сказать, лечили мою
несчастную племянницу, здоровую во всех смыслах, не считая сломанной ноги.
Уши врача превратились в факелы, и он
забормотал:
– Ничьей вины тут нет, иногда случается
подобное, в частности, у лежачих больных…
– Что это было?
– Тромбоэмболия легочной артерии.
– Что? – не удержалась я.
Но Минаев не знал о кончине Ирочки, поэтому
решил, что слушательница просто не поняла мудреный термин, и пустился в
объяснения:
– С каждым может приключиться, в
особенности если варикоз наблюдается или свертываемость крови повышена. Правда,
у молодых женщин это бывает реже, чаще после климакса. Сгусток крови оторвался
и закупорил сосуд.
– И ничего нельзя было поделать?
Минаев напрягся.
