– Пошла бы в ресторан…
– Ах, душенька, – улыбнулся
Ростов, – Настя уверяла, будто Олег подкупил всех поваров в Москве. Это же
бредовое состояние, не поддающееся логике.
– Может, ей следовало жить с братом?
– Понимаете, дружочек, – сказал
доктор, вновь набивая трубку, – у Настюши не было никакого брата, у нее
вообще никого не было, одна как перст. Если не считать, конечно, мужа и
свекровь. Но супруг не кровный родственник, а вот родных по крови не осталось.
Я ведь почему спросил, реальные ли деньги у вас в руках? Настюша могла сунуть
вполне официально выглядевшую бумажку и уверять, будто это чек. Фантазеркой она
была отменной. Хотя…
– Что?
Ростов встал и, заложив руку за спину,
принялся ходить взад-вперед по маленькому кабинету.
– Была одна странность, на которую я
сразу обратил внимание. Для многих больных, в особенности женщин, я становлюсь
крайне необходимым. Многие даже влюбляются в меня, только не подумайте, что за
удивительную красоту. Нет, просто в большинстве случаев над моими пациентками
дома посмеиваются, не слушают, отмахиваются от их проблем. Я же даю
выговориться и пытаюсь искренне понять их беды. Вот и возникает у дам ощущение,
будто врач в них влюблен, и моментально вспыхивает ответное чувство. Факт очень
распространенный, и опытный специалист обязан суметь направить поток чувств в
нужное русло. Хотя частенько случаются браки между врачами и пациентками… Но я
к чему веду речь. Обычно я оказываюсь в курсе всех проблем больной. Знаю про
нюансы отношений в семье, личные привычки и пристрастия. Служу для заболевших
исповедником. Так вот, Настя оказалась исключением. Ни слова о детстве или
родителях. На все попытки кое-что разузнать она моментально замыкалась и сухо
сообщала: «Отец и мать погибли, когда я была еще ребенком, бабушка о них ничего
не рассказывала».
Правда, у Ростова сложилось впечатление, будто
девушка что-то недоговаривает. И еще ему показалось, что бабушка, которую Настя
тоже вспоминала с неохотой, была человеком нездоровым. Один раз Настюша
обмолвилась, что старушка сожгла все семейные фотографии. В другой сказала,
будто бабуля не впускала в квартиру никого – ни слесаря, ни электрика. А когда
в ванной сломался кран, они стали мыться, набирая воду в раковине кувшином.
– Шизофрения передается по наследству?
– Никто не знает точно, – пожал
плечами Ростов. – Хотя существует статистика, подтверждающая факт
«семейности» данного заболевания. Хотя порой и отец, и мать, и бабка больны, а
дети, внуки, правнуки здоровы. С другой стороны, вчера привезли молодого парня
с нормальной наследственностью. Не удержал на обледенелой набережной машину и
свалился в реку. Результат – реактивный психоз. Так что чем дольше я лечу
больных, тем больше понимаю, что ничего не знаю.
– Значит, Настя не рассказывала о брате,
которого зовут Егор?
– Никогда. Я пытался ее разговорить, но
впустую, потерпел профессиональную неудачу. Кстати, существует очень интересная
методика, иногда дающая хорошие положительные результаты. Больного погружают в
глубокий гипноз и заставляют заново пережить детство, добираются до раннего
младенчества. Иногда это помогает избавиться от кое-каких фобий. Я предложил
это Насте и встретил бурный, просто гневный отказ. Я решил потом возобновить
попытки, но она умерла. Такое ощущение, что ей поставили блок на воспоминания
детства. Хотя кто, зачем и почему?
Я пригорюнилась – опять ничего.
– Вы бы с ее подружкой поговорили, –
неожиданно сказал Федор Николаевич.
– С Лесей Галиной? Уже была у нее.
– Нет, у Настюши был другой приятель, она
его подружкой звала, и я невольно так сказал, он мужчина. Он с ней сюда в
клинику пару раз являлся. Знаете, грешным делом я подумал, любовник. Сейчас
погодите, где-то записал координаты.
Ростов принялся перебирать растрепанные
бумажки и наконец провозгласил:
– Рагозин Николай Федорович, улица
Мирославская, д. 18.
Я горестно вздохнула. Все, круг замкнулся,
вернулась к тому, с кого начала поиски.
– И давно он сюда приходил?
Ростов начал колебаться.
– То ли в сентябре, то ли в октябре. У
нас в палатах такая обстановка, чтобы больные чувствовали себя как дома.
Кровати обычные, гардеробы, трюмо, телевизор… Создаем видимость спальни, не для
буйных, конечно…
Но Настюша никогда не буянила, и Ростов
выделял ей самую уютную угловую комнату, солнечную и просторную.
Как-то раз в неурочное время, около семи
вечера, он заглянул к Насте. Девушка, нервно комкавшая накидку на кресле, при
виде доктора рассмеялась и велела:
– Вылезай, Колян.
К огромному изумлению Федора Николаевича, из
гардероба вышел незнакомый парень.
– Я подумала, Олег идет или
Наташа, – веселилась Настя, – вот и попросила Николашу спрятаться, а
то еще бог знает что подумают.
И, глядя на вытянувшееся лицо Ростова, со
смехом добавила:
– Да что вы, Федор Николаевич, это моя
подружка, все про меня знает, Николенька Рагозин.
Обрадовавшись, что наконец увидел человека,
способного рассказать о больной, Ростов повел Рагозина к себе в кабинет. Но
Николай оказался более чем молчаливым. Отвечал односложными «да» или «нет», в
основном кивал головой. Но у Федора Николаевича все равно сложилось
впечатление, что он знает больше, чем рассказывает.
* * *
На улице резко потеплело и валил снег. Я
побежала к метро, зачерпывая сапожками жидкую кашу из песка и соли. Ну и как
теперь поступить? Снова ехать в монастырь к Рагозину? Но он уже один раз не
захотел со мной разговаривать! В расстроенных чувствах я, накупив у метро горы
продуктов, ввалилась в квартиру и тут же столкнулась с Сережкой, Катей и Володей.
– Вы все дома? – вырвалось у меня.
Потом до носа донеслось зловоние, и я
поинтересовалась:
– На обед суп из дохлятины?
– Слушай, Лампец, – обозлился
Сережка, – давно хотел поинтересоваться, где ты целыми днями шляешься? Что
за таинственные дела?
– У меня? – фальшиво удивилась
я. – Что ты! Только за продуктами и выхожу, а потом убираю, глажу, чищу…
– Не ври, – отрезал Сережка, –
Юлька говорит, тебя никогда нет.
О черт! Совсем забыла, что из-за сломанной
ноги она не выходит из квартиры.
– Она спутала, – решила я, как все
лгуны, твердо стоять на своем, – спит часами, пока я вожусь на кухне, а
проснется, – меня нет, выскочила на секунду за хлебом.
