– Это она от меня сбежала, –
невольно разоткровенничался Виктор и тут же спохватился: – Собственно говоря,
кто вы такая и чего от меня хотите?
– Звягинцева Анастасия
Валентиновна, – как можно более официально заявила я, – оставила завещание…
Основная часть имущества предназначена ее брату Егору Валентиновичу Платову, но
в документе указан его неверный адрес.
– А вы кто? – настаивал Виктор.
На секунду я заколебалась. Интересно, а кто на
самом деле должен следить за исполнением последней воли умершего? Адвокат?
Нотариус? И вообще, станут ли официальные органы беспокоиться о такой малости?
– Судебный исполнитель.
Звягинцев молча буравил меня взором. Молчание
затягивалось. В душу начали закрадываться сомнения, ох, кажется, я дала маху.
Вроде судебный исполнитель ходит по домам осужденных и забирает конфискованное
в казну имущество! Но отступать было поздно.
Тут Виктор ожил и поинтересовался:
– А ко мне зачем пришли?
Я перевела дух. Слава богу, парень оказался
абсолютно безграмотным в судебных делах.
– Мы надеялись, что вы подскажете нам
правильный адрес Егора Платова, все-таки брат бывшей жены.
– Отчего она умерла? –
поинтересовался Витя.
– Тромбоэмболия на фоне травмы.
– А-а, жуткое дело, – протянул
Звягинцев, и мне стало ясно, что он не понял ни слова. – Только пришли вы
зря.
– Почему?
– Мы с Настеной всего четыре месяца
прожили, – вздохнул Виктор, – а потом она убежала. Про ее
родственников я ничего не знаю.
Я вспомнила, как собеседник отреагировал на
мою «профессию», и сурово заявила:
– Судебный исполнитель имеет право
привлечь к ответственности тех, кто мешает исполнению закона. Не может быть,
чтобы вы ничего не слышали о брате жены.
– Святой крест, – испугался
Виктор. – Знаете, у нас был такой смешной брак, студенческий. Даже не
успели познакомиться как следует. В мае поженились, лето провели вместе, а в
начале сентября разбежались. И потом, она ничего про себя не рассказывала.
– Прямо-таки ничего?
– Ну, сообщила, будто родители погибли,
воспитавшая ее бабушка тоже умерла…
– А дядя? Лев Константинович Платов?
– Первый раз слышу про такого, –
удивился Виктор, – с ее стороны в загсе никого не было, ни одной души, ни
дяди, ни тети…
– Когда вы вместе жили, никто из ее
родственников не появлялся?
Виктор покачал головой:
– Нет. Она вообще очень не любила про
детство вспоминать, никогда не рассказывала про школу. Ну, знаете, про всякие
проказы, очень странно. Один раз мне даже показалось, будто она не москвичка.
– Почему?
– Я принес домой зефир. Настена
поинтересовалась, где взял, ну я и ответил: «В кишке». А она глаза вытаращила:
«Где, где?» Да вся Москва гастроном на улице Горького, напротив телеграфа,
кишкой звала, а Насте и невдомек. Потом она путала кое-какие улицы. Один раз
договорились встретиться в проезде Художественного театра, так она прождала
меня на бульваре, возле нового здания МХАТа, потом оправдывалась, что
перепутала, только я выяснил дикую вещь: она вообще не знала, что у этого
театра есть еще одна сцена! Представляете?
– Действительно, удивительно.
– Вот-вот, – обрадовался Виктор, –
я, конечно, принялся подтрунивать, а Настя обиделась и заявила, будто бабушка
никогда не ходила в театры и ее не пускала. Кстати, именно поэтому Настена и
решила писать об эстраде.
– Может, она и впрямь не из
Москвы? – задумчиво протянула я.
– Нет, – улыбнулся Виктор, –
прописка столичная, квартира огромная, просто темная девушка!
– Вы ее бабушку видели?
– Никогда, старушка скончалась, когда
Настя десятый класс заканчивала. Досталось ей, конечно, по первое число.
Одна-одинешенька жила на крохотную пенсию да стипендию. Иногда еду не на что
было купить. Поэтому она со мной и развелась, – вздохнул Звягинцев.
– Да? – не поняла я. – Вы-то
тут при чем?
Виктор крякнул и потер затылок.
– Дурак молодой. Помните, был такой
главный редактор журнала «Эпоха» – Звягинцев Николай Иванович?
Я кивнула. Как же, одно из самых популярных в
советское время изданий, тираж которого подбирался к миллиону экземпляров. А
Николай Иванович собрал все возможные регалии – член ЦК, депутат Верховного
Совета СССР…
– Мое отчество – Николаевич, –
усмехнулся Виктор.
Я удивилась:
– Вы его сын?
Звягинцев смутился:
– Нет, но на первом курсе журфака начал
всем рассказывать, будто Николай Иванович – мой отец.
– Зачем?
– Говорю же, дурак, – вздохнул мужик
и уставился в окно. Помолчав пару секунд, он пробормотал: – Чего уж там,
слушайте.
Глава 21
Витя на самом деле был родом из крохотного
города Камышинска. Поступал на престижный факультет журналистики МГУ, имея в
кармане золотую медаль и два года рабочего стажа на заводе. В приемной комиссии
только вздохнули: с таким документами парень гарантированно попадал на первый
курс. Мог даже экзаменов не сдавать!
Факультет журналистики главного университета
страны всегда-то был местом, где роились детки высокопоставленных родителей, а
в середине восьмидесятых там просто плюнуть было некуда. Обязательно попадешь в
дочурку какого-нибудь главного редактора или сынка писателя.
Поэтому Витюша чувствовал себя не слишком
свободно и никому не рассказывал о родителях. Иногда любопытные сокурсники
лезли с вопросами. И тогда парень загадочно сообщал:
– Мои родители имеют отношение к прессе.
Что, в общем-то, было сущей правдой. Мамочка
работала вахтером в газете «Правда Камышинска», а отца, пока тот не спился до
смерти, нанимали чинить типографскую машину.
Однажды к Витюшке подошел староста и, поболтав
о том и о сем, осторожно осведомился:
– Слушай, фамилия у тебя особая, отчество
Николаевич, не сын ли ты, часом, того Звягинцева?
Витя, папу которого тоже звали отнюдь не
редким именем Николай Иванович, уже собрался рассмеяться, но тут заметил в
глазах собеседника плохо скрытое подобострастие и, не понимая как, ляпнул:
