– Да ладно, – отмахнулся
Володя, – чего уж там. Через день дежурю. Приходите в приемное отделение,
ежели что. Вот еще. Тут санитарки берут пятьдесят рублей в смену, больше не
давайте, нечего баловать.
– А зачем им платить? – удивился
Кирюшка.
– Эх, молодо-зелено, – вздохнул
парень и ушел.
Мы сбегали к санитарке, взяли пару одеял,
лишнюю подушку и, пообещав Юлечке завтра с утра явиться со всем необходимым,
пошли на выход. В коридоре у стен стояло несколько кроватей. На одной
безостановочно стонала старушка.
– Прикройте одеялом…
Сережка накинул на нее кусок застиранной
байки.
– Дай бог тебе здоровья, деточка, –
прошептала бабушка и пожаловалась: – Больно мне, ох, тяжко.
– Сейчас сестру позову, – пообещал
Сережка.
На посту хорошенькая девчонка читала книжку.
– Там женщине в коридоре плохо, –
сказал Сергей.
– Угу, – кивнула девчонка.
– Подойди к ней!
– Обязательно, – заверила медсестра,
не поднимая глаз.
Мы дошли до выхода и обернулись. Девушка как
ни в чем не бывало продолжала наслаждаться романом.
– Интересно, а если у человека нет
денег? – спросил Сеня. – Тогда как?
– Тогда никак, – вздохнула я.
Глава 2
Утром я, Сережка и Катя стояли в отделении у
двери с табличкой «Ординаторская». Кирюшка, несмотря на яростное сопротивление,
отправился в школу.
– Неудачно пришли, – вздохнула
Катя, – небось все на операции.
Но тут дверь распахнулась, и выглянул молодой
мужчина с приятным добрым лицом.
– Вы ко мне?
– Нам нужен доктор Коза, – сказала
я.
– Слушаю вас, Коза Станислав Федорович.
– Очень приятно, коллега, –
прощебетала Катюша и вытащила визитную карточку.
– Хирург высшей категории, заведующая
отделением, кандидат медицинских наук Романова Екатерина Андреевна, –
прочитал Коза и, окинув взглядом Катюшины сорок пять килограммов, недоверчиво
спросил: – Это вы?
– Да, – расцвела ему навстречу
Катерина, привыкшая, что больные считают ее медсестрой, – я. А это –
Романова Евлампия Андреевна.
Я постаралась улыбнуться как можно
приветливее. Надо понравиться этому Козе, все-таки лечащий врач Юленьки.
– Ага, – кивнул хирург, –
сестры, понятно.
Пока они с Катей болтали на своем птичьем
языке, обсуждая состояние здоровья Юли, я молча глядела в окно. Вслушиваться не
имеет смысла, все равно я не понимаю ни слова. Но Коза ошибся – мы не сестры,
просто однофамилицы и почти тезки. Но даже самые близкие родственники не
связаны друг с другом так же крепко, как я и Катюша.
* * *
Мне всегда хотелось иметь брата или сестру, но
судьба распорядилась по-иному – я оказалась единственным ребенком у родителей.
И отец, и мать полагали, что умрут бездетными, но тут господь явил чудо, и у
них родилась дочь. Назвали девочку в честь бабки – Ефросинья.
Мало кого в детстве обожали так, как меня.
Мамочка – оперная певица и папа – доктор наук, профессор математики сделали
все, чтобы дочурка росла счастливой. Меня никогда не ругали за постоянные
тройки, тщательно следили за здоровьем, отдали в музыкальную школу по классу
арфы, потом в консерваторию.
Даже после смерти папы ничего не изменилось.
Мамочка твердой рукой вела меня по жизни, решая сама все назревающие вопросы.
Иметь собственное мнение мне не разрешалось.
Я росла тихим, болезненным ребенком и в школу
ходила нерегулярно – неделю на уроках, месяц в кровати. Подруг у меня никогда
не было, самым близким человеком оставалась мама. Я привыкла выкладывать ей все
свои беды и горести. Выслушав меня, мамочка нежно целовала и бормотала:
– Ничего, Фросенька, утро вечера
мудреней, не расстраивайся.
Наутро и впрямь получалось, что проблема не
стоит выеденного яйца.
Так я и жила, словно хрустальная фигурка,
уложенная в бархатную коробочку и укутанная для надежности ватой. Впрочем,
жизнь без проблем была мне по душе. Единственная неприятность – арфа. После
окончания консерватории я начала выступать в концертах, страшно тяготясь ролью
арфистки. Но мамочка, мечтавшая увидеть дочь на сцене, была совершенно
счастлива, и я не могла ее разочаровать.
Постепенно мой возраст приблизился к тридцати
годам, и мама решила выдать свое сокровище замуж. Нашелся славный жених –
Михаил Громов. Кандидат подходил по всем статьям: хорош собой, отлично
воспитан, богат, да еще и круглая сирота. Существовало только одно «но». Михаил
оказался моложе меня на целых шесть лет. Однако это обстоятельство посчитали
незначительным и сыграли шумную свадьбу.
Через месяц после праздника с чувством
выполненного долга умерла мамочка. Но моя жизнь не изменилась. Теперь обо мне заботился
муж. Сначала он предложил мне бросить работу, потом нанял домработницу… Стоило
мне чихнуть, как Михаил появлялся с медсестрой… Но, несмотря на такую заботу и
регулярный прием витаминных и иммунных препаратов, я болела постоянно. Плохое
здоровье не позволяло мне часто выходить из дома, и дни мои протекали
однообразно. В основном я валялась на диване с горой детективов. Литература на
криминальную тему оказалась единственной отдушиной, и я «проглатывала» все, что
лежало на лотках и прилавках. Иногда в голову закрадывалась мысль о
самоубийстве. Казалось, жить мне незачем, да и не для кого. Детей не было, а
муж, несмотря на патологическую заботливость, вызывал во мне глухое
раздражение. Стоило ему перешагнуть порог квартиры, как у меня начиналась мигрень.
Скорей всего, я бы тихо скончалась от тоски и скуки, но вдруг плавное течение
жизни нарушилось.
Однажды незнакомая черноволосая девушка
принесла мне видеокассету с запиской: «Ефросинья, смотри одна». Не знаю, почему
я послушалась и, открыв рот, следила за страстной постельной сценой. Главным
героем действа оказался Михаил, а его партнершей была черноволосая незнакомка.
Она же и объяснила мне суть, мило улыбаясь с экрана.
Оказывается, они давно любовники, девица
беременна и требует, чтобы я немедленно дала Михаилу развод. Сам супруг боится
сказать мне правду, опасаясь за мое хилое здоровье.
Пометавшись в ужасе по квартире и поняв, что
никто мне не сможет помочь, я вылетела за дверь с твердым желанием покончить с
собой. Кассета и записка «В моей смерти прошу никого не винить» остались в
столовой.
