– И что?
Леша почесал не слишком чистую голову,
поглядел в окно и наконец решился:
– Да она курить бросила.
– Ну? – удивилась я. – Правда?
– Ага, – подтвердил Леша, –
целый месяц продержалась. Я у нее раньше сигареты стрелял, а потом она сказала:
«Извини, Лешик, кашель замучил, да и цвет лица портится». Очень она за красотой
следила. Бывало, позвонишь в дверь, а у нее морда то кефиром, то сметаной
обмазана, маска называется. И потом…
Внезапно он замолчал.
– Что? – поторопила я.
Леша продолжал глядеть в окно.
– Раз начал – договаривай.
– Понимаешь, дело какое, – забубнил
«информатор», – я в свое время к ней подкатывался, по-соседски. Давай,
говорю, телик посмотрим. А она только рассмеялась: «Не обессудь, Лешка, меня
мужики не волнуют». Ну я и отстал. А на двери «глазок»…
И он опять примолк. Впрочем, понятно и без
объяснений. Решил завести необременительный роман с красавицей, а та послала не
слишком богатого и интересного кавалера куда подальше. Вот Алексей и начал
подглядывать в «глазок».
– И кого увидел?
– Мужики к ней и впрямь не слишком
ходили, – объяснил Леша, – больше бабы размалеванные, все как одна.
Шубы шикарные, а запах на лестнице стоял! Париж! Вчера же, ну примерно за час
до того, как ты ко мне в дверь забарабанила, парень явился. И что интересно,
своими ключами замок открыл, шмыг в квартиру. Пробыл недолго, ну, может,
полчаса от силы, и ушел. Опять ключики вынул, запер все чин-чинарем и исчез. Я
подумал, с работы кого послали, а потом загорелось…
– Внешность гостя описать сумеешь?
Алексей напрягся.
– Высокий, но не слишком, метр
восемьдесят примерно, тощий, рыжий, в очках. На этого похож, ну в группе поет,
придурок такой…
– «Иванушки Интернэшнл»? Аполлон
Григорьев?
– Во! Вылитый Григорьев, конопатый.
Не успела я переварить информацию, как из
прихожей послышался усталый голос:
– Лешик, ты где?
– Надька, – обрадовался хозяин и
крикнул: – Топай на кухню!
Худая, даже изможденная женщина появилась на
пороге и плюхнулась на табуретку.
– Какао будешь? – засуетился
парень. – Выпей, полегчает!
Но гостья безнадежно помотала головой, потом
судорожно зарыдала.
– Ну-ну, – бестолково забормотал Леша, –
чего расстраиваешься, сама жива, здорова…
– За что мне это, за что? –
всхлипывала Надя, утирая рукавом не слишком чистого пуловера слезы, – чем
уж я так господа прогневила? Сначала Виктор, потом мама, теперь пожар… Ремонт
делать, денег нет, жуть, мрак! Еще по милициям затаскают… – И она снова
зарыдала.
Я дождалась, пока Надя вновь начала утираться,
и тихонечко спросила:
– Надюша, а жильцов вы где берете?
Женщина всхлипнула пару раз и неожиданно
спокойно ответила:
– Я объявления пишу в «Из рук в руки»,
газета такая есть. Первые съемщики оттуда были, а уж потом Стелла Регину
присватала.
– Со Стеллой вы почему не сошлись?
Надя дернула тощенькими плечиками:
– Странная она какая-то. Сначала все
хорошо шло, я ее и не видела, брат вместо нее приезжал, он объявление прочитал,
и он же залог вносил. Правда, паспорт показал.
Надя отметила, что прописка московская, и
поинтересовалась:
– Если не секрет, отчего Стелла решила
квартиру снимать?
– Я женился недавно, – охотно
пояснил парень, – ребенок родился, а две бабы на одной кухне не ладят. Вот
и надумал отселить сестричку. Да вы не сомневайтесь, она девушка тихая,
непьющая, целый день на работе…
И он вручил Наде плату сразу за три месяца
вперед. Хозяйка успокоилась и отдала ключи. Примерно год от квартирантки не
было ни слуху, ни духу. Но арендная плата поступала регулярно, соседи не
жаловались на шум, и Надюша не волновалась. Потом Стелла внезапно позвонила,
сообщила, что съезжает, и предложила в жилички Регину.
– Девушка положительная, –
нахваливала Стелла подругу, – проблем не будет.
Надюша поверила квартирантке, и Регина
привезла вещи. Собственно говоря, это все потому, что новая жиличка тоже
оказалась аккуратной, деньги не задерживала, дебошей не устраивала и жилплощадь
содержала в чистоте, даже наняла молдаванок и переклеила обои в комнатах. И вот
теперь такое страшное, жуткое происшествие…
– Как звали брата Стеллы, не помните?
Надюша шмыгнула носом:
– И не спрашивала.
– Как же так? – изумилась я.
– Что такого, – пробормотала Надя,
отхлебывая остывший, подернувшийся пленкой какао. – Квартиру-то Стелла
снимала, вот ее паспорт я поглядела.
– А до Стеллы кто у вас жил?
– Люся Парфенова, студентка из
медицинского.
– А еще раньше?
– Зина Терентьева, художница.
– А перед ней?
– Никого, Зинуля первая была. Я ведь квартиру
почему сдавать стала. Виктор, мой муж, умер, а следом за ним и мама. Так что я
полная сирота, помочь мне некому…
И Надюша вновь принялась истерически
взвизгивать. Я слушала ее беспорядочные причитания почти хладнокровно. Она
безостановочно жаловалась на удары судьбы, сначала отнявшей у нее супруга и
мать, а потом почти лишившей квартиры. Но вот что странно, вспоминая дорогих
покойных, милая Наденька повторяла только одно:
– Умерли, оставили без средств.
Скорей всего, она убивалась не о людях, а об
источниках своего благополучия. Вспоминая же вчерашнее жуткое приключение, она
ни разу не пожалела Регину, впрочем, нет, сказала:
– Господи, ну до чего мне не везет.
Девчонка сгорела и денег отдать не успела, как раз сегодня расчетный день.
Словом, Надюша нравилась мне все меньше и
меньше, наверное, поэтому я излишне строго спросила:
– Давайте телефоны и адреса Парфеновой и
Тереньтьевой!
– Да откуда же они у меня! –
всплеснула руками Надюша. – Они съехали и пропали.
– Где училась Парфенова? –
настаивала я.
– Во Втором медицинском, – пояснила
хозяйка.
– А Терентьева?
