– Ерунда, – прошептала Юля, еле
сдерживая слезы, – чему быть, того не миновать.
– Ой-ой-ой! – вопил Кирюшка, задирая
вверх руки.
Не хватало только хора, вторящего плакальщику.
– Хватит, – велела я, – надо
вызывать «Скорую».
Машина пришла через два часа. Хмурая, нелюбезная
тетка одним глазом глянула на поленообразную ногу и весьма грубо приказала:
– Несите в машину.
– Мы? – глупо спросил Сеня.
– Нет, я поволоку, – вызверилась
докторица. – Сами дрались, сами и тащите.
– Мы не дрались, – возразил
Сережка, – она с табуретки упала.
– Мне один черт, – рявкнула
врач, – давайте, шевелитесь, вы не одни на белом свете.
Сеня, Сережа и Кирюша аккуратно подняли
стонущую Юлю. Я пошла следом, неся плед. Внизу стоял белый «рафик», внутри
которого царил могильный холод. На улице студеный январь, седьмое число…
– Печку включите, – робко попросил
Сережка, но водитель даже не вздрогнул.
Юля, которую мы с трудом уложили на носилки,
вновь застонала.
– Ей бы обезболивающее, – тихо
заметил Сеня.
– Ничего, так доедет, – равнодушно
бросила докторица и спросила: – Паспорт с полисом взяли?
– Нет, а надо? – удивился Сережка.
– Ясное дело, – опять обозлилась
врачиха, – давай быстро, одна нога здесь, другая там. Ну народ, никакого
понятия, не люди – уроды.
– В какую больницу повезете? –
прервала я ее ругань.
– В 152-ю! – рявкнул шофер.
– Лучше в Склифосовского, – вздохнул
Сеня.
– Можно в Склиф? – спросила я.
– Нет, – гавкнула доктор, – мы
не частная служба, едем, где место есть.
– Лампушечка, – страстно зашептал
Кирюша, – тут недавно передача по телику шла, якобы все работники «Скорой»
взяточники, дай им сто рублей.
Я с уважением посмотрела на мальчишку. Ну кто
скажет, что ему только одиннадцать лет, соображает лучше всех нас.
Я быстренько вытащила из бумажника розовенькую
купюру и пробормотала:
– Нам в Институт Склифосовского.
Шофер глянул на ассигнацию и сообщил:
– Это не серьезно!
Пришлось добавить еще две такие же бумажки.
Врачиха моментально загремела железным ящиком.
На свет явился баралгин, и нас повезли в НИИ скорой помощи.
В приемном покое Юлю переложили на узкую
железную каталку и велели нам:
– Ждите.
В огромный коридор выходило множество дверей,
но врачей – никого. По полу нестерпимо дуло, Юля безостановочно тряслась. Не
помогли ни плед, ни дубленка Сережки, ни моя куртка. Наконец одна из дверей
приоткрылась, и из нее выглянул пожилой мужик.
– Завозите.
Мы бестолково принялись толкать каталку.
– Стой, – скомандовал доктор.
Все замерли.
– Как везете? – возмутился хирург.
– Что-нибудь не так? – робко спросил
Сережка.
– Кто же вперед ногами в кабинет
вталкивает, головой положено.
«Интересно, какая разница?» – думала я, пока
мужчины с трудом разворачивали каталку.
Юля стонала и шептала:
– Ой, тише, не трясите, больно.
Наконец мы оказались в кабинете, где всего
лишь записали Юлькины паспортные данные.
– На рентген, – отчеканил
доктор, – туда, направо.
Мы поволокли каталку в указанную сторону.
Толстая, одышливая баба пощелкала аппаратом и
велела:
– Везите раздевать.
Снова пришлось тащить каталку по коридору, она
подпрыгивала на неровном полу, Юля вскрикивала. Побледневший Сережка держал
жену за руку, Кирюшка безостановочно шмыгал носом.
В маленькой и довольно грязной комнате
санитар, молодой парень лет тридцати, потянул джинсы, намереваясь снять их с
Юли. Тут она заорала в голос.
– Чего кричишь? – равнодушно фыркнул
санитар. – Терпеть надо.
Но я уже поняла ситуацию. Очередная бумажка
оказалась у парня в кармане, и он расцвел, словно куст жасмина в жарком июне.
– Щас, щас, тихонечко, – пробормотал
он, ловко и нежно снимая с Юли одежду, – щас подушечку под голову,
одеяльцем прикрою и в гипсовую.
Отодвинув нас от каталки, санитар быстро
доволок «транспорт» до следующего кабинета и шепнул мне:
– Слышь, тетка, Володя я, сейчас доктор
закончит, на этаж свезу, не волнуйся, все сделаю, место найду, в коридоре не
ляжет.
Тут из гипсовой выглянул доктор и хмуро
уронил:
– Ввозите.
Но я уже совала ему мзду. Хирург расплылся и
забормотал:
– Зачем, не надо.
– Обезболивающее уколи, – рявкнула
я.
– Ясный перец, – хмыкнул
доктор, – сейчас все будет.
– Лампочка, – забормотала
Юля, – пописать хочется.
Я пошла искать нянечку и обнаружила ее в
комнате с надписью «Санитарная».
– Чего надо? – буркнула тетка.
– Судно.
– Погодь.
Прождав минут десять, я вновь сунулась в
«Санитарную».
– Ну? Торопишься, что ли? –
вызверилась нянька. – Некуда уже, приехали.
Но я уже совала ей в руку бумажку.
Суровое лицо расцвело улыбкой, и бабулька
пропела:
– Ой, молодежь, торопыги, ну пошли.
В одиннадцать вечера заплаканную и
продолжавшую дрожать Юлю вкатили в палату на седьмом этаже. Санитар Володя не
подвел, пошушукавшись о чем-то с медсестрой, он втолкнул каталку в 717-ю
комнату и тихо объяснил:
– Отличное помещение, на четверых. Лежат
только молодые, не тяжелые, никаких старух придурочных с шейкой бедра. Ей тут
хорошо будет.
– Спасибо тебе, – с чувством
произнес Сережка.
