Говоря это, сластолюбец снова осыпал ее ласками и время от
времени вставлял в заднюю пещерку свой посох. Между тем наступило время
серьезных утех. Роден бросил на свою дочь испепеляющий взгляд, и в его безумных
глазах читался приговор несчастной девочке.
— Отец, — рыдала она, — чем заслужила я такую
участь?
— И ты еще осмеливаешься спрашивать, чем заслужила ее?
Выходит, твоих преступлений недостаточно? Ты хотела познать Бога, потаскуха,
как будто для тебя могут существовать другие, помимо моего вожделения и моего
члена.
С этими словами он заставил ее целовать названное божество,
он терся им о ее лицо, затем потерся о него своей задницей, словно пытаясь
примять розы румянца на этой алебастровой коже. Потом перешел к пощечинам и
ругательствам, богохульнее которых трудно было себе представить. Ромбо,
наблюдая за отцом и дочерью, прижимался чреслами к ягодицам Жюстины и
подбадривал своего друга. Наконец бедную дочь Родена усадили на маленький
круглый стульчик высотой около двух футов, на котором уместился только ее зад.
Руки и ноги Розали привязали к свисавшим с потолка веревкам и растянули на все
четыре стороны как можно шире. Роден поместил свою сестру между бедер жертвы
так, чтобы ее ягодицы были обращены к нему. Марта должна была ассистировать
ему, а Ромбо предстояло содомировать Жюстину. Изощренный в злодействе Ромбо,
увидев, что голова Розали свободно свешивается, ничем не поддерживаемая,
приложился к ее лицу своим седалищем и при каждом толчке, когда он проникал в
анус Жюстины, головка девочки ударялась о его ягодицы и отскакивала словно мяч
от ракетки. Это зрелище чрезвычайно забавляло жестокого Родена, и в голове его
рождались планы новых пыток. Вот он овладел своей сестрой, и стало очевидно,
что монстр решил совершить детоубийство одновременно с инцестом и содомией.
Марта подала ему скальпель, и операция началась. Крики жертвы были ужасны, но
благодаря принятым мерам предосторожности, они не могли помешать злодеям. В
этот момент Ромбо пожелал увидеть, как его коллега будет оперировать: он, не
извлекая члена из ануса Жюстины, придвинулся поближе, и Роден вскрыл нижнюю
часть живота; не прекращая совокупления, он сделал несколько точных надрезов,
вытащил и положил на тарелку матку и девственную плеву вместе с окружавшими ее
волокнами. Злодеи даже извлекли свои инструменты из женских задниц, чтобы
внимательнее рассмотреть окровавленные внутренности. Розали, теряя сознание,
подняла затуманившиеся глаза на отца, будто хотела упрекнуть его за чудовищную
жестокость. Но разве мог голос жалости достучаться до такой души!
Жестокосердный Роден вставил свой член в разверстую рану: он любил купаться в
крови. Ромбо начал возбуждать его. Марта и Селестина разразились смехом. Только
Жюстина осмелилась заплакать и прийти на помощь своей несчастнейшей подруге,
которой уже вряд ли можно было помочь. Присутствующие терпеть не могли
сочувствия, воспротивились ему и жестоко наказали ту, которая поддалась этой
слабости. Чтобы примерно наказать Жюстину, Роден заставил ее сосать свой член,
измазанный кровью, затем ее ткнули лицом прямо в рану, и он выпорол ее в таком
положении. В это время его тоже пороли, и он не мог более сдерживаться от
такого обилия жестокостей: он успел только снова погрузиться в анус Жюстины,
которую но его желанию уложили на тело Розали таким образом, что голова почти
бездыханной девочки оказалась между ног нашей героини, а лицо последней
прижималось к большой кровавой ране, нанесенной отцом-монстром. Роден
извергнулся, Ромбо последовал его примеру, сбросив пыл в зад Селестины, целуя
при этом ягодицы Марты, и оба наших злодея, выжатые до капли, без сил
опустились в кресла.
Между тем Розали была еще жива, и Жюстина опять набралась
смелости просить за нее.
— Дура! — сказал ей Роден. — Ты же видишь,
что ей уже ничем не поможешь.
— О, сударь! Может быть, если мы попытаемся… Развяжите
ее, уложите в постель, и я буду за ней ухаживать… Несчастная девочка, что она
вам сделала?
— Пора восстановить в нашей крови сперматическое
волнение, — вступил в разговор Ромбо, довольно грубо тиская соски
Марты, — а то эти две шлюхи меня совсем оглушили: одна своими воплями,
другая — причитаниями.
— Ладно, — согласился Роден, — тогда выпьем
все эти бутылки шампанского, а Марта и Селестина заодно поласкают нас.
Через некоторое время Ромбо, начиная возбуждаться
по-настоящему после забот Марты и изрядного количества выпитого шампанского,
поинтересовался:
— Что будем делать дальше?
— Что делать дальше? — переспросил Роден. — А
вот что: привяжем Жюстину к трупу ее подруги, ты заберешься в мой задний проход
и будешь вскрывать негодницу живьем, а я прильну к губам дочери и,
вдохновляемый ласками сестры, буду вкушать последние стоны нашей жертвы…
— Нет, — возразил Ромбо, — мне пришла другая
мысль, как покарать твою Жюстину. Радость от того, что мы убиваем женщину,
быстро проходит, так как жертва после смерти ничего уже не чувствует,
удовольствие от ее страданий заканчивается с ее жизнью, и от него останется
только воспоминание. Мы сделаем лучше, — продолжал Ромбо, засовывая в
горящий камин железный прут, — мы накажем ее во сто крат больше, чем если
бы лишили ее жизни: заклеймим ее, поставим на ней печать, и благодаря клейму, а
также всем этим красноречивым следам на ее теле, ее повесят или она сдохнет с
голода. Так что она будет страдать по крайней мере до последнего мгновения
своей жизни, и наше наслаждение при этой мысли будет более продолжительным и
приятным.
Он сказал эти слова; Роден схватил Жюстину, и отвратительный
Ромбо приложил к ее плечу раскаленное железо наподобие того, каким клеймят
воров.
— Пусть попробует теперь показаться в таком виде, —
злорадно проговорил монстр, — пусть только попробует! Эта роковая печать
самым законным образом навлечет на нее массу бедствий.
— Пусть будет так, — сказал Роден, — но
прежде надо получить от нее удовольствие: самое время подвергнуть ее новым
испытаниям.
В руке варвара оказалась огромная связка гибких прутьев.
— Посади ее себе на плечи, — продолжал
негодяй, — я буду пороть ее прямо на твоей спине, и время от времени мои
удары придутся на твои ягодицы, моя сестра в это время будет сосать меня. Марта
тоже возьмется за розги и почешет мне седалище, в последние мгновения Жюстины
мой член будет находится в ее потрохах.
Экзекуция началась. Роден не щадил своих сил, кровь, которая
струилась по ягодицам нашей героини, ярко-красными жемчужинами скатывалась на седалище
Ромбо, вызывая в нем небывалый подъем.
— Теперь моя очередь! — закричал
развратник. — Только ты посадишь ее на себя в другой позе, потому что я
хочу окровавить ей влагалище, а заодно бедра, живот, лобок и все прочие
передние принадлежности, которые я так презираю.
— О, черт бы побрал мою грешную душу! — воскликнул
Роден. — Ну почему эта мысль не пришла в мою голову? Я просто в отчаянии
от того, что ты придумал эту штуку прежде меня.
Злодеи приступили к следующей сладострастной процедуре, и
скоро вся передняя часть тела нашей сироты была порвана в клочья, впрочем, зад
Родена тоже изрядно пострадал. Он вытащил свое древко изо рта Марты, Жюстину
положили на канапе, и оба приятеля, которых усердно пороли — одного Марта,
другого Селестина — оставили по очереди в недрах несчастной девушка последние
свидетельства своей гнусной похоти.
