– Ребенок в полном порядке, несколько
легких ушибов, и все. А вы кто, мадам? – поинтересовался комиссар.
Я замялась: Наташка всем представляла меня как
свою сестру – жаль, не успела спросить у нее, почему.
– Я сестра баронессы Макмайер и мать
девочки, которая ехала с Жаном!
– О, простите, мадам, – комиссар
поклонился. – Ваша девочка в гостиной вместе с врачом, медсестрой и няней.
Но мы будем вынуждены допросить ее, так как она единственный свидетель.
Скажите, мадам, сколько лет ребенку? По нашим законам мы обязаны вызвать
адвоката, если…
– Хорошо, хорошо, – перебила я
комиссара, – скажите, что с Жаном?
– Он мертв, мадам, – сухо ответил
комиссар. – И сделайте так, чтобы ваша сестра не настаивала на осмотре
тела. Его уже опознали слуги.
– Но почему, комиссар?
– Он сильно изуродован, зрелище это не
для жены, мадам, – еще раз вежливо поклонился полицейский.
Я пошла в дом, за мной брели очнувшаяся
Наташка в грязном костюме, комиссар, врач и два ажана.
В гостиной горели все лампы. На диване в горе
подушек, укрытая пледом, сидела Маша. Перед ней на коленях я увидела Софи с
чашкой, по ее лицу текли слезы.
– Я педиатр, мадам, – обратился ко
мне мужчина, стоявший возле Софи. – Ребенок пережил страшный шок, девочку
следует поместить на несколько дней в клинику, потом вам, вероятно, потребуется
психотерапевт. Ни о каком полицейском допросе не может быть и речи. Детскому
организму не под силу такие перегрузки…
– Глупости все это! – фыркнула Маша,
выбираясь из пледа. – Может, это ваши французские дети такие нежные, а мы,
дети из России, абсолютно нормальные и здоровые люди. Допросить меня нужно
сейчас, а то завтра я могу забыть какие-то детали. Мой долг – помочь
правосудию. И уберите от меня эту чашку с бульоном. Терпеть не могу воду с
жиром!
Комиссар почесал переносицу. Врач снял очки.
– Знаете, мадам, – пробормотал он,
протирая стекла, – я много слышал о русских женщинах. Позвольте мне
выразить вам свое искреннее восхищение!
– Ладненько, ладненько, мой ангел,
расскажи-ка нам все с самого начала, прямо с той минуты, как ты сегодня
проснулась, – проговорил комиссар.
Все расселись по креслам, ажаны встали у
двери. Софи, вытирая слезы, вновь укутала Машу пледом.
– Утром меня разбудил Жан, – начала
Машка. От всеобщего внимания она раскраснелась, и на ее щеках выступили грязные
подтеки.
«Значит, она все-таки плакала», –
отметила я машинально.
– Он вошел рано, было около восьми. Я
оделась, мы позавтракали и составили план разорения.
– План чего, моя белочка? –
поинтересовался комиссар.
– Вы можете со мной не сюсюкать, –
отрезала Машка. – Составили план разорения. Это Жан придумал. Он сказал,
что мы идем разорять магазины. Сначала разорим один, потом другой, а когда
товары кончатся во всех магазинах, мы полетим в Нью-Йорк и продолжим там. Но
это была шутка.
Машка рассказывала долго, смакуя подробности,
описывала покупки… Я поняла, что в районе часа они проголодались и решили
перекусить. Машка попросилась в «Макдоналдс». Но Жан сказал ей, что это salte и
что Макмайеры в «Макдоналдс» не ходят. Поэтому они зарулили в китайский
ресторан, где от души попробовали все блюда. Жан не пил ни капли, даже пива,
только «Виши». Потом они ели мороженое – ванильное с шоколадом и орехами. А
затем снова кинулись в магазины. Завершилась эта оргия на Блошином рынке
покупкой фарфоровых собачек…
Все их приобретения не влезли в багажник.
Поэтому хорошенькое голубое одеяло в розовых белочках, набор подушечек «Белоснежка»,
теплые попонки для собак, подстилочки в бантиках для кошек, пуфики в виде
оленей, большого розового зайца, большую голубую собаку и сумку с подарками для
меня и Наташки они положили на заднее сиденье. Машка же, несмотря на протесты
Жана, тоже уселась на заднее сиденье – ей не терпелось еще раз все посмотреть.
Уже в дороге она натянула на себя маскарадный костюм тигра, сделанный из
бархата, – ей захотелось, когда они приедут домой, выскочить из машины и
зарычать на Софи… Все это и спасло девочке жизнь.
Всю дорогу они весело болтали, потом Жан
замолчал и сказал ей неожиданно строгим голосом:
– Быстро сбрось все с сиденья на пол и
сверху ляг сама!
Машка выполнила его приказ, и через несколько
секунд раздался ужасный скрежет и визг, пол и потолок машины несколько раз
менялся местами, они кувыркались, падали, опять кувыркались… В конце концов,
эта адская карусель затихла. Зная, что машина может загореться, Машка вылезла
через разбитое стекло наружу. Но, увидев, что Жан не движется, кинулась к нему.
Он был без сознания. Девочка выбежала на шоссе и остановила первую попавшуюся
машину. Не знаю, что подумал водитель, увидев на дороге заплаканного ребенка в
маскарадном костюме, но он сразу вызвал полицию и «Скорую помощь»…
Выслушав Машку, комиссар покачал головой:
– Очевидно, что-то произошло с машиной.
Барон понял это и велел ребенку лечь в груду мягких вещей. Более подробно о
причинах аварии мы узнаем только после специальной экспертизы.
– Я думаю, что всем надо немного
отдохнуть, – сказал педиатр.
Полицейские откланялись и уехали, сделав
Наташке еще один укол. Ушел и врач. Мы остались в гостиной вчетвером – Машка,
Наташка, я и Софи.
– Пойду принесу вам перекусить, –
засуетилась Софи и поспешила на кухню.
Наташка оглядела свой измазанный костюм:
– Где это я так вымазалась? Ах, да!
Я чувствовала себя совершенно измученной, и
меня удивляло Наташкино спокойствие. Хотя, может, это просто шок? Бедный Жан!
Куда они увезли его останки? Когда мы будем его хоронить? И что теперь будет с
Наташкой?
– Ничего не будет, – словно
подслушав мои мысли, сказала Наташа. – По завещанию я единственная
наследница. Никаких родственников, прямых или кривых, у Жана не было. Кое-какие
суммы оставлены слугам и приятелям, а остальное все мое!
Дверь растворилась, и появилась Софи с
гигантским подносом.
– Это хорошо, что деньги будут
твоими, – подала голос Машка. – Но ты должна поклясться страшной
клятвой, что накажешь тех, кто убил Жана!
– Милая моя, – сказала я, –
сейчас, конечно, трудно сказать точно, но, кажется, в машине произошла какая-то
поломка. Может быть, отказали тормоза… Роковая, ужасная случайность! Жан был
таким милым, таким молодым… Навряд ли кто-нибудь хотел его убить!
