– Так вот почему она так боялась
Ренальдо… – дошло до меня.
– Да, – грустно согласился
Яцек. – Ей нужно было избавиться от него, и для этого понадобился Аллан.
Лиза вообще первосортная актриса. Прикинется, когда надо, таким ангелом!
– Значит, ты знал, что Жана собираются
убить, – протянула Наташка.
Яцек развел руками:
– Ну, дорогая, ты очень категорична. Я
представить не мог, просто не верил, что Лиза – она ведь была совсем ребенок –
способна на убийство…
– Ну а что ты подумал, когда Жан чудом
спасся, удержав машину? – продолжала допытываться Наташка.
– Ничего я не подумал, – начал
оправдываться Яцек. – Мало ли какие бывают случайности…
– А испорченный замок? – встряла
Маша.
Яцек угрюмо молчал.
«Что ему сказать, бедному?» – подумала я.
– Я любил ее, – наконец выдавил он
из себя. – Тебе, Натали, это трудно понять, ты прагматик, а я романтик, и
я любил ее. Понимаешь?
– Понимаю, – неожиданно спокойно
отреагировала моя подруга. – Я понимаю, что ты ее любил, но еще я понимаю,
что никогда не сяду срать с тобой на одном гектаре!
От удивления Жаклин разинула рот.
– Давай собирайся, – повернулась ко
мне Наташка, – я здесь ни минуты больше не останусь.
– Но уже ночь, – пробормотала
Жаклин, – идет дождь, дорога скользкая, а ты выпила…
– Тронута вашим вниманием, –
усмехнулась Наташка.
С этими словами она ухватила мою сумку и
буквально вытолкнула нас с Машей за порог.
Эпилог
Январь в Париже безобразен. С неба вместо
приличного снега сыплется нудный дождь, ветер забивается под пальто, холодно,
промозгло. Холодно было и в кабинете комиссара Перье. Сам комиссар вырядился в
толстую шерстяную фуфайку и стал похож на рекламу капель от кашля. Мы с
Натальей сидели у стола, а комиссар мерил шагами небольшую комнату. Я искренне
пожалела полицейского. Выдержать Наташкин напор неподготовленному человеку
трудно. А Жорж Перье не успел подготовиться. Рано утром Наташка притащила меня
на набережную Орфевр и, размахивая саблей над головой, понеслась в атаку.
– Это что же за дурацкие законы
такие! – верещала она тонким от возмущения голосом. – Всем все
понятно, а арестовать некого. Я вам русским языком повторяю: Яцек сам
признался, что он все знал, можно сказать, потакал убийце! Вот и арестуйте его!
Комиссар тяжело вздохнул:
– Французским языком!
Наташка не поняла:
– Что?
Комиссар опять вздохнул:
– Вы говорили мне французским языком, а
не русским. На русском я ничего не пойму. А арестовать месье Ярузельского не
могу, у меня нет никаких оснований.
Я деликатно не стала напоминать ему о том, как
он объяснял мне, что задержать человека совсем нетрудно… Наташка безнадежно
взмахнула рукой:
– Вот вам и справедливость. Ваша Фемида
не только с завязанными глазами, но и с заткнутыми ушами!
Комиссар потер покрасневшую шею:
– Вот что, дорогие дамы. Я сегодня не
спал, всю ночь пришлось работать, и поэтому сейчас с чистой совестью уйду
домой. Но перед тем собираюсь пообедать. Если хотите, пойдемте со мной.
Мы захотели и отправились в небольшой ресторанчик.
В зале стояло всего восемь столиков, посетителей, кроме нас, не было, и Жорж
Перье явно повеселел. Он весело подмигнул хорошенькой китаянке и стал
обстоятельно заказывать еду.
Через час, наевшись до отвала, мы смаковали
совсем не китайский кофе. Комиссар закурил сигарету и посмотрел на нас:
– Ну вот, теперь я чувствую себя намного
лучше. Все мужчины наполовину животные: поел, попил и доволен!
Наташка засмеялась:
– Да уж, сытый мужчина – ласковый
котенок!
Жорж закивал головой:
– А теперь я, как частное лицо,
подчеркиваю, как частное лицо, как ваш добрый хороший друг, изложу свои
соображения. Во-первых, замечу сразу: мне ужасно мешала Даша. Вместо того чтобы
спокойно подождать развития событий, она то и дело засовывала палку в осиное
гнездо… Результат вы уже знаете – куча подозреваемых и ни одного обвиняемого.
Ну ладно, давайте по порядку.
Когда Натали обратилась ко мне со своими
подозрениями, я внимательно пригляделся к узкому кругу родственников и друзей
Жана Макмайера. Первое, что мне не понравилось, – это беседа с поваром
Луи. Он сказал, что в последнее время Жан опять начал принимать наркотики.
– Это вранье, – отрезала Наташка.
– Луи говорил, что в разных банках на
кухне он обнаруживал использованные ампулы. А ведь раньше молодой барон тоже
рассовывал, так сказать, пустую посуду по жестянкам с кофе, сахаром…
– Печеньем, – глупо встряла я.
– А, – оживился Жорж, – вы тоже
находили ампулы?
Я виновато замолчала: язык мой – враг мой. Еще
второй муж однажды в сердцах заорал, что длина моего языка сравнима разве что с
длиной языка муравьеда.
– Луи, конечно, забеспокоился и пошел к
Натали, – продолжал комиссар. – А вы, – он повернулся к
Наташке, – устроили мужу допрос с пристрастием.
– Да, – подтвердила та, – как в
КГБ – свет в лицо и говори правду. Но он поклялся, что с наркотиками завязал
навсегда. Да и я не видела никаких признаков того, что он колется. В результате
мы пришли к выводу, что кто-то просто издевается над нами.
– И это мне не понравилось, – сказал
Перье. – Потом мы занялись Жаклин. Но здесь не обнаружили ничего
особенного, кроме обычного, бытового алкоголизма. Потом внимание привлек месье
Ярузельский. Запросили Варшаву и выяснили странную вещь – бывшая жена и дочь
Яцека погибли несколько лет тому назад в автомобильной катастрофе. Значит, Андре
никак не могла быть его дочерью. Кто же она тогда? Принялись копаться в прошлом
Жана Макмайера, и выплыли очень неаппетитные детали: мальчики, наркотики,
безобразное поведение… Выяснилось также, что Эдуард Макмайер не являлся отцом
Жана и Лизы. В его медицинской карте прямо указывалось на стерильность –
результат детской болезни. Встал вопрос, кто же настоящий отец этих детей, и не
ему ли выгодна смерть Жана? Добрались до авиакатастрофы. Только начали копаться
в этом деле, как погиб Жан.
