– Она пролила вино на платье и пошла
замыть пятно. Куда-то на второй этаж.
Я пошла наверх по широкой лестнице. В холле
второго этажа были спущены шторы и горел свет. На стенах тут и там висели
картины. Я пригляделась: имена и фамилии художников мне ничего не говорили, но
пейзажи, в основном горы, показались слегка мрачноватыми. Интересно, это выбор
Аллана или его первой жены? Я толкнула первую дверь и оказалась в кабинете.
Большой письменный стол, диван и кресла из светлой кожи, книги и тоже картины.
Уже собираясь выходить, я услышала тихий шепоток.
– Кто там? – от неожиданности
слишком громко спросила я.
– Не пугайтесь. – В углу на коленях
стояла Тина.
– Господи, что вы делаете?
– Молюсь.
– Молитесь – кому?
– Богу, конечно.
Я повнимательнее посмотрела на стену – на ней
висела картина с изображением распятого Христа.
Тина поднялась с колен:
– Я ведь хотела идти в монастырь, потому
и привыкла молиться несколько раз в день. Трудно сразу отвыкнуть. Вообще-то я
не собиралась замуж выходить. Никогда. Но тут Аллан внезапно сделал мне
предложение.
– Просто ни с того ни с сего? Вы даже не
встречались?
– Нет, он сначала приехал к моим
родителям и попросил у них разрешения поухаживать за мной. Правда, благородно?
Как в романе. А когда они дали согласие, начал приглашать в театр, на концерты.
Он тоже, как и я, любит музыку восемнадцатого-девятнадцатого веков. И вообще у
нас много общего. Он тоже одинок и несчастлив. Знаете, первая жена его не
любила. Она ему изменяла, а Аллан ее просто обожал и так переживал после ее
гибели! Бедный, он столько в жизни страдал.
Из моей груди вырвался вздох – сколько глупых
женщин поймались на крючок сострадания! Мой третий муж тоже обожал рассказывать
своим пассиям о моих похождениях и своих страданиях. Глупые бабы падали вокруг
него пачками. Старый испытанный мужской метод.
Тина посмотрела на меня:
– Вам тоже стало жалко Аллана, да? У него
было тяжелое детство в нищей многодетной семье. Но ему удалось выучиться на
автослесаря. И вот он стал ремонтировать чужие машины. Представляете, какой
ужас! Целый день в грязи, и никаких надежд. Но Аллан усердно молился!
Я закашлялась, чтобы скрыть смешок. Вид
молящегося циника Аллана показался мне очень забавным.
– Да, усердно молился, – повторила
Тина, – и господь услышал страждущего. Однажды в мастерскую приехала
Мартина, это его первая жена. Аллан починил ей машину, и Мартина влюбилась. Ну,
они поженились, и все было хорошо, но тут Мартина начала изменять Аллану.
Однако господь покарал прелюбодейку – бедняжка умерла страшной смертью. Мне ее
даже жаль. Знаете, Аллан сказал, что, если я откажу ему, он продаст все, что
имеет, и уедет в Италию, где будет опять чинить машины!
Тина стала поправлять волосы.
– Помните, в тот день, когда вы прилетели
в Париж, мы ужинали у вас?
Я кивнула.
– Ну вот, до того как вы спустились
вниз, – господи, тогда в джинсах вы были похожи на пугало, сейчас-то одеты
прилично, – так вот, до вашего появления Аллан вышел ненадолго, а когда
вернулся, я заметила у него под ногтями что-то черное. Я спросила, в чем дело,
а он пошутил, сказал, что тренировался чинить машины перед отъездом… Это,
конечно, была шутка! Но говорят, что в каждой шутке есть доля правды!
– Дорогая, – проговорил Аллан,
распахивая дверь, – нельзя так надолго оставлять гостей. Даша, вы тоже
здесь? О чем щебечете?
– О тебе, дорогой, я рассказывала историю
нашей любви. – Тина взяла Аллана под руку. – Пойдем, я уже
помолилась.
Втроем мы двинулись вниз.
Гости оживленно болтали, их стало больше, и
почти никого я не знала. Счастливые Прудоны принимали поздравления. Ко мне
подошла Жаклин.
– Даша, ты не видела Яцека? – От нее
сильно пахло коньяком. – Если найдешь, не отпускай его от себя, у него с
утра поднялось давление.
Покачиваясь, она направилась к выходу.
– Даша, – возникла за моей спиной Галина
Владимировна, – где ты была? И где Маша?
Я вспомнила, как девочка говорила что-то про
попугаев, и решила поискать ее в оранжерее.
Оранжерея оказалась прямо за домом. Тяжелая
дверь открывалась с трудом. Большие зеленые мясистые листья и сильно пахнущие
цветы были полны молчания. Попугаями здесь явно не пахло. В другом конце
оранжереи виднелась дверца. Может, она там? Я толкнула ее и обомлела. Прямо на
полу, среди граблей, леек и прочего инвентаря, мужчина и женщина самозабвенно
занимались любовью. Через секунду я узнала Жаклин и Аллана. Я тихо притворила
створку, искренне надеясь, что они ничего не заметили. Нет, конечно, не
заметили, им было не до меня. Жаклин и Аллан! А мне казалось, что они терпеть
друг друга не могут. И он даже не снял с себя брюк! Почему-то этот факт больше
всего меня удивил. Ну неужели ему было удобно заниматься подобным делом в
брюках? Размышляя на эту тему, я побрела к гостям.
– Мамочка! – донесся до меня вопль
Мани. – Аллан меня обманул. У него нет попугаев! Я была в оранжерее, а он
зашел туда и сказал, что единственный здесь какаду – это я. Ну не глупо ли?
Она возмущенно дернула плечом.
– Смотри, Яцек идет.
Сквозь толпу и правда пробирался Яцек с
тарелкой.
– Даша, а где Жаклин?
– Сейчас придет, кажется, в туалет пошла.
– Небось опять напилась. Ну ничего,
сейчас ее стошнит – будет как новенькая.
– И совсем меня не тошнит, –
раздался позади нас голос Жаклин.
Я обернулась. Улыбающаяся Жаклин держала в
руках бокал. Я оглядела ее – платье, волосы в идеальном порядке. Быстро они
управились.
– Вечно ты, дорогой, рассказываешь всем,
что я пьянчужка, а я пью как птичка.
– Птица киви, – неожиданно сказала
Маня.
Все в изумлении поглядели на нее.
– Что ты этим хочешь сказать? –
удивился Яцек.
– Птица киви – самое крупное пернатое в мире, –
усмехнулся Аллан. – Она потребляет в день до пяти литров жидкости. Вы ведь
на это намекали, моя радость?
Он повернулся к Мане, та покраснела. Яцек
захохотал во весь голос:
– Черт, это лучшая шутка за последние
месяцы.
Он обнял Жаклин.
– Туше, – проговорила та.
