– Может, и мала, – с негодованием
воскликнула Маша, – но Андре мне очень нравится! Она такая милая… Не надо
идти в полицию. А деньги мы ей и так отдадим. Правда, мамочка? Пусть все будет,
как прежде.
– Никак не могу понять, о чем ты
толкуешь, – сказала Галина Владимировна. – Не надо ничего давать
просто так. Лиза получит то, что ей причитается.
– Да ничего ей не причитается! –
зарыдала Машка. – Ничего. Ведь это она убила Жана… Он мне перед смертью
так и сказал: «Меня убила Андре».
Мы все застыли.
Глава 14
Прошло несколько недель, кошмарных для всех.
Во-первых, через несколько дней кто-то из изумленных знакомых сообщил в полицию
о воскрешении Лизы Макмайер. Во-вторых, полиция арестовала Андре по подозрению
в убийстве Жана Макмайера. В-третьих, нам не отдали ее даже под залог.
В-четвертых, толпы газетчиков осаждали дом. Стоило кому-нибудь высунуть наружу
нос, как под этим носом оказывался микрофон. Экспансивная Маша, не удержавшись,
скорчила рожу репортеру. К вечеру ее фото с высунутым языком и рукой, сложенной
в фигу, обошло многие газеты с подписью: «Ребенок «новых русских»: мил,
приветлив и воспитан». Осада продолжалась дней десять, но потом в пригороде
Парижа нашли трупы трех девушек, и интерес прессы переключился на них. Мы
перестали вздрагивать, выходя из дома.
Как-то днем Софи доложила, что пришел господин
Прудон. Я спустилась в кабинет. Увидев меня, Прудон заулыбался:
– Нет, нет, не волнуйтесь, мадам. С
вашими деньгами все в полном порядке. В завещании Эдуарда и Сьюзен Макмайеров
четко сказано, что капитал делится между Лизой Макмайер и Жаном, носящим в
данный момент ту же фамилию, в пропорции один к трем. Лиза была признана
умершей, и капитал перешел к Жану. Жан завещал свои деньги Натали, а Натали –
вам. Скорее всего, если Андре Ярузельскую признают, как Лизу Макмайер, и
оправдают, вам придется выделить ей часть, завещанную родителями. Это самая
большая неприятность, которая вас ждет… Но я пришел не за тем, чтобы объяснять
вам юридические тонкости… В нашей семье назревает большое событие, и хотелось
бы, чтобы вы в нем поучаствовали. В воскресенье мы объявляем о помолвке
Антуанетты с господином Алланом Гранжем.
– С господином Гранжем? – невежливо
переспросила я.
– Да, и мы с женой страшно рады этому,
хотя, конечно, разница в возрасте составляет почти тридцать лет. Ведь Тине в
мае исполнится только двадцать, и все же мы с мадам Прудон счастливы. Она
выбросила из головы эту идиотскую мысль об уходе в монастырь… Мы ждем вас с
дочерью. Помолвка состоится в доме господина Гранжа.
Такую новость невозможно было удержать, и я
тут же позвонила Жаклин. Оказалось, что она уже все знает, – к ним
приезжала госпожа Прудон.
В воскресенье утром Жаклин заехала за мной и
Маней. Жаклин была в машине одна.
– А где Яцек? – удивилась я.
– Он поехал на свидание к Андре, третий
раз, между прочим, но она отказывается встречаться с ним. Яцек даже похудел за
эти дни…
Мы замолчали. Да и что тут было говорить? Так
в молчании и доехали до дома Гранжа.
– Нет, ты только погляди на это, –
прошептала Жаклин. – Ничего подобного я не видела.
Весь дом был увит гирляндами бумажных цветов.
Они сходились над входной дверью, где красовались два громадных шелковых
сердца: на красном стояло «Аллан», на розовом – «Антуанетта». Дверь была
распахнута настежь, внутрь дома вела ярко-голубая ковровая дорожка.
– Да… – сказала Жаклин, – сколько ни
дави в себе жиголо, он все равно высунется.
– Зачем ты так?
– Фу-ты, ну-ты! – фыркнула
Жаклин. – Знаешь, сколько денег Прудоны дают Тине в приданое? Около пяти
миллионов франков. А насколько мне известно, в Париже стали поговаривать, что
Гранж разоряется. Он ведь игрок; шептались даже, что шулер.
Капая ядом, она двинулась в дом.
– Ну нет, ты посмотри, только слонов не
хватает. Бедняги Прудоны просто счастливы, что им удалось пристроить Тину.
Мы вошли в дом. В просторном холле толпилось
человек тридцать. К нам направился Аллан:
– О, как я рад вас видеть!
– Мы тоже довольны. Говорят, женитьба на
молоденькой и богатенькой резко улучшает настроение, – не удержалась
Жаклин.
– Дорогая, – расхохотался
Аллан, – спрячь свое змеиное жало. Анри, – обратился он к проходящему
слуге, – предупредите буфет, чтобы этой даме не наливали больше пол-литра
коньяку – она страшна в опьянении.
Покрасневшая и злая, Жаклин ушла в комнаты, а
я не знала, куда деваться от неловкости.
– Даша, – произнес Аллан, – вы
же незнакомы как следует с Антуанеттой. Тина, подойди сюда.
Высокая девушка послушно подошла к нам. В те
два раза, что я видела Антуанетту Прудон, она была одета в серое платье и
гладко причесана. Сейчас на ней красовался ярко-красный костюм с перьями, а
пепельные волосы были распущены по плечам.
– Тина, – сказала она и протянула
узкую руку.
Да, будущую мадам Гранж было трудно назвать
красавицей. Мелкие черты лица, небольшие, близко посаженные к узкому носу
глаза, острый подбородок, хрупкая, если не сказать тщедушная, фигурка. Рука,
которую я пожала, была похожа на лапку больной обезьянки.
– Очень рада, – вежливо сказала я.
– Взаимно, – ответила Тина. –
Аллан много про вас рассказывал. Он искренне восхищается вашим умом. Говорит:
если бы не я, то сделал бы предложение вам. Вы ведь тоже богаты, жаль только,
что старше его и некрасивы. Но я не ревную, ведь теперь Аллан мой. – И она
весело рассмеялась.
Я уставилась на нее с искренним восторгом –
редко встретишь глупость в таком чистом виде. Аллан тихо засмеялся:
– Тина неподражаема!
– Пойду поищу своих, – сказала я.
– Мари крушит торт.
Я двинулась в столовую. Маша и правда была
там. Вместе с Галиной Владимировной они оживленно что-то обсуждали.
– Добрый день, – сказала я. –
Галина Владимировна, а как вы добрались сюда?
– Приехала на машине, – ответила
старуха. – А что?
– Просто Жаклин была одна…
– Я не езжу с ней, боюсь раньше
положенного отправиться на тот свет.
– Мамочка, ты знаешь, у Аллана в
оранжерее есть коллекция попугаев. Можно, я пойду посмотрю?
– Конечно, сходи, моя дорогая. А ты не
знаешь, где Жаклин?
