Но Сью посмотрела на меня и твердо сказала:
«Лиза, садись в самолет, нас ждут в Лондоне. Мартина, поторапливайся!» Вот,
значит, как все обернулось: она поняла, почувствовала, что Жан ненавидит их с
Эдуардом, и решила: раз так – жизнь кончена. А заодно незачем жить и Эдуарду, и
мне, и Мартине… Наверное, она здорово ненавидела ее за то, что та стала женой
Аллана. Сама она не могла выйти за него замуж, но, чтобы не расставаться с
любимым, женила его на своей ближайшей подруге, а потом за это же подругу и
возненавидела. Вот такой клубок.
Короче говоря, они все вошли в самолет, но
я-то не хотела умирать. Мне совершенно не хотелось погибать только для того,
чтобы Жану жилось лучше. И я стала кричать, что не хочу лететь, не хочу, и
точка. Но меня никто не слушал. Тогда я рванула на себя дверь. Эдуард уже
выруливал на дорожку и стал страшно ругаться. Я вылетела буквально на ходу и,
не помня себя, понеслась в ангар. Вбежав внутрь, я увидела гигантский ящик и
спряталась там, среди грязных тряпок. Ну, думаю, посмотрю теперь, как вы меня
найдете… Но меня и искать не стали, они просто улетели.
Ну а потом меня нашел в этом ящике негодяй
Ренальдо и насильно привел к себе домой. Девушка его, Анриетта ее звали, она,
бедняжка, и не подозревала, что ее жених задумал шантажировать Жана моими
показаниями, вот почему мне пришлось от нее сбежать. Я нарочно порезала себе
руку, и она, конечно, потащила меня в аптеку, а оттуда я просто ушла через задний
ход.
Андре замолчала, мы молчали тоже. Наконец
Жаклин спросила:
– А как же ты попала в «дочери» Яцека?
– Сейчас расскажу. Когда я убежала из
аптеки, то у меня не было ни копейки денег, и я просто брела куда глаза глядят.
Стало смеркаться. Я попробовала устроиться на ночлег в парке, но меня прогнала
полиция. Спустилась под мост, но оттуда вытолкали клошары. Тогда я решила пойти
на вокзал. Поднялась на набережную, и вдруг меня охватила такая тоска… Что же
мне делать? Домой вернуться нельзя! Что я скажу всем? Правду? Кто мне поверит?
Доказательств нет никаких. Жан скажет, что я сумасшедшая, и посадит меня в
клинику или убьет. Обязательно убьет, не захочет он родительскими деньгами
делиться… Все думают, что Лиза Макмайер мертва, – мне Ренальдо газеты показал
– значит, и надо по-настоящему умереть. Стала я через парапет перелезать, тут
меня Яцек и схватил. Повел в кафе, кофе купил, круассанов, и я все-все ему
рассказала. Он сразу поверил, привел к себе в пансион и снял мне там комнату.
Вот так.
Андре снова замолчала.
– Не могу больше… Очень устала…
Яцек обнял ее.
– Дорогая моя, мы с тобой должны сейчас
рассказать все. Это как очищение огнем. Если ты не можешь, продолжу я… Как ни
странно, но я почему-то сразу поверил Лизе. Вот взял и поверил. К тому же она
очень похожа на мою дочь, оставшуюся в Варшаве. Стали мы думать, как нам жить
дальше. У меня не так много денег, а на руках мать, сестра и две тетки, всех
надо кормить. Я работал тогда оформителем витрин – я ведь художник. Но основной
проблемой были не деньги – нужно было как-то легализовать Лизу. Один мой
приятель помог достать паспорт на имя Андре Ярузельской. Так Лиза стала моей
дочерью. А чтобы ее не узнали случайные знакомые, сделали из нее брюнетку,
изменили прическу, надели очки и вставили цветные линзы. Белокурая,
голубоглазая Лиза исчезла, появилась Андре – брюнетка с карими глазами… Ну а
дальше, дальше уже идет история, которая касается тебя, моя радость…
Яцек повернулся к Жаклин.
– Как я уже говорил, денег не хватало
катастрофически. Можно было воскресить Лизу Макмайер, потребовать дом,
наследство… Но на все нужны деньги. И тогда мы решили: я должен попробовать
жениться на Жаклин. Лиза мне многое о ней рассказала, так что я понял:
познакомиться с ней надо как-то необычно… А потому надел белый костюм и упал ей
под колеса…
– Ну ты и негодяй, – процедила
сквозь зубы Жаклин. – Ну и сволочь!..
– Прости, мое золото, но я хотел сказать,
что за все годы жизни с тобой ни разу ни о чем не пожалел – я полюбил тебя.
– Глупости, – фыркнула Жаклин,
подвигая к себе коньяк, – ты полюбил мои деньги!
– Не буду скрывать, дорогая, с деньгами
ты кажешься еще более привлекательной. Но я не закончил. Вот так и потекла
жизнь. Я уже и забыл, что Андре мне не дочь. Ну а всем любопытным говорил, что
мать Андре умерла и я взял ее к себе в Париж. После смерти Жана мы подумали,
что больше нечего бояться, но все как-то не могли решиться обо всем рассказать.
А как вы, Даша, догадались, что Андре – это Лиза?
– Окончательно догадалась только сейчас,
когда увидела на экране голубоглазого Киркорова. Меня смущали только карие
глаза Андре. Волосы можно перекрасить, а вот глаза… Ну и потом ее привычка
вязать, и этот шрам на руке… – мне про него рассказала Анриетта. А что,
Ренальдо шантажировал вас?
– Да, он случайно увидел, как мы шли по
улице, и узнал Лизу – она еще не перекрасила волосы. Этот мерзавец проследил за
нами, узнал мою фамилию и начал требовать денег. Но год тому назад я заплатил
ему последний раз и больше не дал ни сантима. Я не убивал его и не знаю, кто
это сделал. Но кто бы он ни был, пусть примет мою благодарность.
Яцек замолк. Андре встала с дивана и
посмотрела на Жаклин:
– Теперь ты можешь выгнать меня из своего
дома за обман, а ты, бабуля, – она посмотрела на старуху, – прости
меня!
Галина Владимировна поманила девушку:
– Иди сюда, моя дорогая, я люблю тебя,
как свою дорогую внучку, и, поверь, не забыла упомянуть тебя в своем завещании.
– Наверное, лучше пойти в полицию, –
сказала я, – и честно рассказать все. Ведь Андре положена часть наследства
Макмайеров.
– А я думаю, – сказала Маня, –
что Андре лучше молчать. Все равно денег ей не видать как своих ушей.
– Маша! – возмутилась я.
– А что я сказала? – продолжала
гнуть свое моя дочь. – Ведь есть же закон, по которому убийца не может
получить деньги того, кого убил.
– При чем здесь это, дорогая? –
спросила Галина Владимировна. – Если можно доказать, что Жан убил
родителей, тогда, конечно, он незаконно получил состояние и оно целиком должно
было перейти к Ли-зе. Но боюсь, это не удастся сделать, доказательств у нас нет
никаких, кроме догадок Лизы. И к тому же прошло много лет. Нет, Лиза может
рассчитывать только на часть капитала, другая принадлежала Жану, потом его жене
Натали, а потом досталась вам… Думаю, придется выделить Лизе ее часть.
– Мне не жалко денег, – завела было Машка,
но я оборвала:
– Замолчи, бога ради, ты еще мала для
таких рассуждений.
