– Мы были знакомы с ним всю жизнь. Наши
матери – школьные подруги. Потом они всю жизнь работали вместе в одной
парикмахерской и жили рядом. Я старше Ренальдо на полгода, в детстве нас часто
клали в одну коляску, и кто-то из наших мам вез младенцев гулять. Им было так очень
удобно – гулять по очереди. Потом мы пошли в одну школу, и уже лет в десять
знали точно, что поженимся. Не припомню даже, чтобы когда-нибудь ругались.
Ренальдо был очень добрым и всегда уступал мне во всем. Когда я стала полнеть,
то, конечно, ужасно расстраивалась и все время пыталась сидеть на диете. А
Ренальдо стал рассказывать всем нашим друзьям и родственникам, какое это
счастье, что я толстею. «Всю жизнь мечтал иметь в женах толстушку, –
говорил он, – полная женщина куда красивее». Он даже повел меня в Лувр и
показал все эти греческие статуи: «Смотри, они очень даже пухленькие». Ренальдо
очень любил меня. Он хорошо зарабатывал. Да еще приятелям чинил машины. Я
отправляла ему многих своих клиентов. Я ведь в парикмахерской работаю, и у меня
тьма знакомых. Так что на жизнь мы не жаловались. Вот хотели скоро другую
квартиру покупать, побольше этой.
– Еще вам здорово повезло с той
девчонкой, – вставила Франсуаза. – Ее отец вас здорово отблагодарил.
– Какой девчонкой?
Анриетта пожала плечами:
– Ну зачем вам эта история? Просто еще
одно свидетельство, как добр был Ренальдо.
– Тем более расскажите, читателям
понравится.
– Это случилось семь лет тому назад.
Как-то вечером приходит Ренальдо домой – он помогал тогда отцу на
аэродроме, – а я как раз приготовила ужин. Мы еще, конечно, не были
женаты, но у Ренальдо умерла мать, потому я и хозяйничала у них на кухне, хотя
мне и было-то всего четырнадцать. Так вот, приходит Ренальдо и приводит с собой
девочку, моих вроде бы лет, только очень перепуганную и грязную – вся в
машинном масле. Оказывается, к ним в ангар залезла бродяжка и хотела что-то там
утащить, а Ренальдо ее пожалел и привел к себе домой – помыться и покормить.
Она, как меня увидела, стала вырываться и
кричать, чтобы он ее отпустил. Испугалась, что я в полицию сообщу и ее заберет
служба помощи детям-бродягам. Но я ее успокоила и повела в ванную. Потом
пригляделась к ней поближе и подумала: что-то здесь не так. Бродяжка, а лицо и
волосы чистые, только платье очень грязное. Да и платье, сразу видно, дорогое.
В ушах у нее были серьги, на руке золотые часы, крестик дорогой на витой
цепочке. Ну а когда она платье сняла, тут я сразу убедилась, что никакая она не
клошарка. Тело у нее было чистое, все такое гладкое, откормленное, и белье
дорогое… Я ей, конечно, ничего не сказала, а пока она мылась, устроила допрос
Ренальдо. Тот признался, что девочка эта, Лиза ее звали, на самом деле из
богатой семьи. Но ее отец женился во второй раз, и мачеха ненавидит падчерицу.
Вот Лиза и убежала из дому. Спряталась она на аэродроме, а Ренальдо ее нашел и
вот привел домой…
Вечером мы втроем решали, что делать. Оставить
ее у нас было нельзя. Отцу Ренальдо мы сказали, что это моя школьная подруга,
но ведь не могла же она жить у нас бесконечно? В конце концов, Лиз прожила у
Ренальдо неделю. А в воскресенье вечером решила мне помочь сделать ужин.
Клянусь младенцем Христом, она первый раз увидела сковородку. Я даже посмеялась
над ней: «Что ж ты ничего делать не умеешь?» Она мне ничего не ответила. Я
велела ей нарезать мясо и отвернулась к плите. Через секунду она тихонько
вскрикнула, я обернулась и похолодела: не знаю уж, как она умудрилась так
разрезать себе руку, да еще возле локтя! Кровь хлестала, как из недорезанного
поросенка…
Я схватила ее, и мы побежали в аптеку. Правда,
Ренальдо велел ей не выходить из дома, но ведь не истекать же кровью! Аптекарь
отвел ее в заднюю комнату, потом вышел и говорит мне: все в порядке, но
наверняка останется шрам, и занялся другими покупателями. А я стою и стою, как
дура. Тогда аптекарь спрашивает меня: «А ты чего ждешь?» – «Да Лизу», –
отвечаю. «Твоя подружка давно ушла через заднюю дверь!» Ну что делать? Я тоже
ушла.
Вечером Ренальдо ужасно расстроился: «Пропадет
ведь на улице». Прошло примерно полгода, он мне показывает пачку денег. Я удивилась:
«Откуда столько?» А он говорит, что девчонка эта, Лиза, все-таки домой
вернулась, и отец ее в благодарность за все хорошее дал ему денег.
– Он вам потом еще денег давал, –
вмешалась Франсуаза.
– Ну да, – подтвердила Анриетта.
«Ну и жук же этот Ренальдо», – подумала я
и почесала правый глаз. Очки свалились с меня на пол. Я нагнулась и задела
шляпой за журнальный столик. Шляпа тоже оказалась на полу.
– Вы не из газеты, – медленно
проговорила Франсуаза. – Анриетта, помнишь ажан сказал, что вместе с Ренальдо
в ангаре была женщина, ее легко ранили.
Анриетта кивнула.
– Так это вы были с Ренальдо. – Она
крепко ухватила меня за руку. – Ну-ка, лжежурналистка, отвечайте, зачем вы
сюда явились в чужом обличье, что вы здесь вынюхиваете? Может, это кто из ваших
дружков и убил моего несчастного Ренальдо?
И она стала наваливаться на меня своей
стокилограммовой тушей. Меня затошнило – от Анриетты резко пахло анисом. Слабо
сопротивляясь, я пыталась освободиться, но Анриетта с Франсуазой крепко держали
меня. Внезапно острая боль прошила мне глаз, и я свалилась без чувств.
В комнате было тихо, а на моем лбу лежала
мокрая тряпка.
– Слава богу, она приходит в себя, –
услышала я сквозь ровный гул в ушах.
Я открыла глаза. Анриетта держала передо мной
стакан с каплями.
– Выпей, легче станет.
Я глотнула жидкость – о нет, мне в глотку
полилось ненавистное перно. Тошнота опять накатила на меня.
– Мы подумали, что убили тебя, –
сказала Франсуаза.
Я села на диване.
– Вы были близки к этому. Чего это вы так
на меня взъелись?
– А зачем ты наврала нам? –
Атмосфера опять стала накаляться.
Я замахала руками:
– Ну, будет вам.
В течение часа я рассказывала женщинам, кто я
и что со мной произошло во Франции.
– А я сначала подумала, что ты родом из
Бретани, – сказала Франсуаза. – Вроде бы правильно говоришь
по-французски, а выговор у тебя какой-то не парижский… И чем же мы можем тебе
помочь?
Я пожала плечами:
– Не знаю. Опишите мне Лизу еще раз.
Анриетта призадумалась.
– Беленькая такая, глаза голубые, как
пачка «Житан», довольно пухленькая, тихая очень. Да, вот еще: она вязать
любила, увидела у меня корзинку с клубками и так обрадовалась!
