– И все-таки могла бы нам помочь, –
сказал на прощание Костик, – пятьсот баксов в месяц – копейки, а мы голову из
нищеты высунем. Подумай, а то непорядочно получается. Все-таки мы родственники
и должны поддерживать друг друга в трудную минуту. Я о тебе всегда думал, а вот
ты, видно, про нас забыла, только на два дня и пригласила, даже недели пожить
не предложила.
Я лишилась дара речи. Так, молча, и смотрела
им вслед.
Вечером приехала Луиза. Вошла, как всегда,
застенчиво улыбаясь, в гостиную и проговорила:
– Целую неделю собиралась нанести визит,
и все никак не получалось. Маме очень плохо, никак не оправится. Каждый день
приходит доктор, а толку чуть. В холодильнике лекарств больше, чем продуктов, –
витамины, успокаивающие, укрепляющие, бальзамы, настойки.., Сейчас стали уколы
делать. И все равно сил у нее совсем нет – лежит целыми днями лицом к стене.
Последнее время стала запирать дверь. Я стучу, стучу, потом ухожу, А открывает
только тогда, когда захочет. Может вообще целый день никого не впускать и
сидеть голодной.
– Даже не знаю, что посоветовать.
– Не берите в голову, лучше посмотрите,
какой сувенир я принесла для вашей подруги-хирурга.
И девушка протянула Оксанке большой пакет. Та
развернула бумагу и зацокала языком от восторга. Перед ней лежал старинный
хирургический атлас с роскошными картинками.
– Какая прелесть, – закричала подруга, –
какая очаровательная книга! Нет, ты только посмотри на этот кишечник!
И в полном экстазе стала тыкать мне под нос
изображение какого-то гигантского червя.
– Нет уж, не желаю смотреть на всякие
гадости.
– Это не гадости, – оскорбилась Оксанка,
– это твое внутреннее устройство. И где только Лу раздобыла такую прелесть?
Выяснилось, что на прошлой неделе неизвестный
вандал опять залез в дом Роуэнов. Проник в прачечную, разбросал там все, что
мог, и отправился в библиотеку. Утром Луиза нашла на полу кучу книг, вываленную
с полок. Среди них оказался атлас.
– Я даже не знала, что у нас есть такая
редкость, – тихо рассказывала Луиза, – наверное, его когда-то приобрел дедушка,
как и остальные книги, папа практически ничего не покупал. Мне эта анатомия ни
к чему, а мадам Оксане интересно.
Не просто интересно, а очень интересно. Моя
ненормальная подруга моментально исчезла из комнаты со словами:
– Пойду Деньке покажу.
Мы с Луизой уселись поудобней и принялись
смаковать кофе с пирожными. Когда я доедала третий эклер, в гостиную вихрем
ворвалась возбужденная Наталья.
– Послушай, поди сюда! – закричала она,
не обращая внимания на гостью.
– Что случилось?
Не говоря ни слова, Наташка поволокла меня за
руку на второй этаж и поставила перед пустой стеной в коридоре.
– Гляди!
– Куда, здесь же ничего нет.
– Вот именно, ничего, а где Ван Гог?
Изумительно чистая стена, а, правда, где Ван
Гог? Неужели? Одна и та же мысль одновременно вонзилась в наши головы. Костик!
– Сироты, уезжая, ухитрились нас
обокрасть. Но как им удалось протащить полотно через таможню?
– Подумаешь, труд, – возмутилась вошедшая
Оксанка, – свернули трубочкой и сунули в чемодан.
– Нет, это невозможно, – возразила
Наталья, – весь багаж просвечивается, и картину сразу увидят. Скорей всего
всучил кому-нибудь из консульских, а те провезут в дипломатической почте.
– Да, он в консульство ходил в пятницу, –
вмешалась я, – а Ван Гог в воскресенье еще висел, значит, он снял его прямо
перед отлетом. Вот сволочь.
– Гроб, – внезапно сообразила Оксанка, –
вот почему лысый боров хотел вскрыть гроб, чтобы спрятать украденное. Ну, кому
придет в голову проверять последний приют бедной российской туристки. В Москве
тоже не станут досматривать. Бьюсь об заклад, он рыдал на таможне и хватался за
сердце, рассказывая о кончине любимой мамы. Она подала мне трубку:
– Позвони-ка ворюгам. В квартире у
Костика долго никто не подходил, потом раздалось гнусавое:
– Алло.
– Это я, Даша, как долетели?
– Ужасно. Горячего не дали, стюардессы –
хамки, да еще полный самолет неуправляемых детей. Теперь голова раскалывается.
– А больше ничего не беспокоит?
– А что должно беспокоить?
– Совесть, хотя, скорее всего, у вас ее
просто нет.
Трубку перехватила Лелька:
– Не смей кричать на моего мужа!
– Да твой он, твой, мне и даром не нужен,
а вот Ван Гога хочу получить обратно.
Воцарилась тишина, потом Костик проговорил:
– Намекаешь, что я украл картину?
– Не намекаю, а утверждаю. Верни полотно
по-хорошему, иначе пойду в полицию.
Бывший муж трубно засмеялся:
– Иди, иди, прямо сейчас. И в какую:
французскую или российскую? То-то там обрадуются. Сигнализация у картин была?
За руки кто меня ловил? Свидетели где? Может, сама Ван Гога продала, а на меня
валишь. Знать не знаю, куда картина подевалась. Я ее через границу провозил?
Будешь приставать – подам в суд за клевету.
И бросил трубку. Наташка смотрела на меня
расстроенным взглядом. Она сразу поняла, что Ван Гог пропал безвозвратно, и
понимала, как я переживаю.
– Послушай, – вдруг сказала она, –
помнишь, как я потеряла кошелек с нашим стратегическим запасом?
Было такое дело. Как раз накануне Нового года.
До этого мы пять месяцев откладывали из наших копеечных зарплат кой-какие
денежки. Задумали грандиозные подарки для Аркадия и Мани и обильный стол к
празднику.
То ли Наташка положила портмоне мимо сумки, то
ли его просто украли, но из Детского мира она тогда пришла в слезах и без
покупок. В долг мы принципиально не брали, опираясь на мудрость "берешь
чужие ненадолго, а отдаешь свои и навсегда", поэтому 31 декабря на столе
красовалась селедка с репчатым луком.
– Вот та пропажа была настоящей драмой, –
продолжала Наталья, – а сейчас что, последнего лишились? Да и Ван Гог достался
дедушке Макмайеру по дешевке. Его тогда в Европе никто всерьез не принимал,
считали сумасшедшим, идиотом.
– Конечно, картину жаль, но хуже всего
ощущение гадливости, чего-то грязного, куда ткнули носом, – вздохнула Оксанка.
