– Ну, ты даешь! В постели ты с ним
встречалась! Это же твой бывший, а мой настоящий муж Костик!
Челюсть поехала у меня вбок, как каретка
пишущей машинки. Этот лысый, толстый, старый боров – Костик! Как же так, мы же
одногодки. А где же его роскошные кудрявые волосы?
Лелька понимающе вздохнула:
– Конечно, он немного изменился. Но,
знаешь, в России сейчас такая ужасная жизнь! Все дорого, продукты почти
недоступны. Поэтому приходится питаться картошкой с макаронами. Да еще Элеонора
Яковлевна по каждому поводу скандал поднимает: яйца не покупай, яблоки не бери.
Господи, как она мне надоела! Ой!
Лелька осеклась и вспомнила, наконец, причину
своего приезда в Париж. Вернулся потный Костик с огромным чемоданом, и мы пошли
к машине.
– Что-то авто простоватое, я думал, ты на
"Ролс-Ройсе" разъезжаешь, – съязвил бывший муж, усаживаясь в
"Пежо".
– Французы выскочек не любят.
Предпочитают одежду поскромней, машины попроще. Тут не принято выставляться, –
парировала я.
Дома были все, кроме Оли. Маня удивленно
раскрыла глаза и прошептала:
– Мамулечка, и ты была замужем за этой
свинкой? Правильно убежала от него. Представляешь, он сейчас жил бы с нами,
интересно, как папуля Кешке понравится?
Аркашке Костик совершенно не понравился.
Сначала отец попытался обнять его, но непочтительный сын выскользнул из
объятий, и тому просто пришлось ограничиться рукопожатием. Однако Костик решил
так просто не сдаваться:
– Мама просила передать тебе привет.
Кешка вздернул брови:
– Что-то я не понимаю, Константин
Михайлович, о какой это маме вы толкуете? Моя всегда при мне.
И он обнял меня за плечи. Костику пришлось
заткнуться.
Я проводила гостей в комнату, затем спустилась
вниз:
– Аркашка, будь человеком, свози их по
магазинам!
– И не подумаю, – возмутился тот, – не
надейся, даже пальцем не пошевелю. За двадцать лет он ни разу про меня не
вспомнил, даже на день рождения не звонил. А теперь, нате, я твой папочка… да
пошел он!
– Правильно, Кешка, – заверещала Маня, –
нужна тебе эта лысая свинка. Лучше пусть мама за Жоржа замуж выходит, и Хучик у
нас останется!
Не успела Маруся закончить тираду, как со
второго этажа послышался истошный вопль. Мы бросились наверх.
В просторной комнате для гостей на двуспальной
кровати, поджав ноги, сидела Лелька.
– Что ты так орешь? – спросила Оксанка.
Лелька ткнула пальцем в сторону окна. В углу
мирно сидел Снап с Хучиком в зубах.
– Ну и что? – изумилась я. – Это Снап, он
просто решил с гостями познакомиться.
– Он ест кошку! – в ужасе прошептала
Лелька.
– Это не кошка, – засмеялась Наташ-ка, –
это Федор Иванович, Снап его очень сильно любит и везде с собой носит. Эй,
Снаповский, отпусти сейчас же Хучика!
Послушный ротвейлер выплюнул мопса.
Меланхоличный Хуч тут же поковылял к Лельке.
– Господи, как я испугалась, –
пробормотала та. – Только стала сумку распаковывать, слышу, кто-то сопит,
оборачиваюсь и вижу: собака Баскервилей жрет несчастное живое существо.
– Это не собака Баскервилей, – возмутился
Денька, – самый обычный ротвейлер, а у нас еще питбуль живет и две кошки.
– Ну, прямо зоопарк, – проговорила
Лелька.
– Ладно, ладно, – успокоила ее Наташка, –
распаковывайся и спускайся в гостиную, надо решить много вопросов. Кстати, где
Костик?
– Не знаю, вышел из комнаты и исчез.
Бывший супруг обнаружился в кабинете. Стоял
молча перед небольшой картиной Констебля. Увидев меня, вздохнул и агрессивно
спросил:
– Ты хоть знаешь, сколько стоит это
полотно?
– В общих чертах.
– "В общих чертах", –
передразнил Костик, – да если его продать, я могу всю жизнь не работать в этом
идиотском институте, не думать о хлебе для семьи. Я сумел бы написать свои
картины, а так на творчество нет времени. Быт заедает.
Костик не менялся. В бытность моим мужем он
регулярно увольнялся с работы и оседал дома, готовясь создать шедевр. Однако
злая судьба все время ставила препоны. Сначала приходилось покупать новый
мольберт, старый выглядел обшарпанным. Потом начались регулярные головные боли,
и он мог только лежать на диване и смотреть телевизор. Затем подводило давление
– поднималось до 200, и приходилось опять лежать. Когда, наконец, здоровье
приходило в порядок, наступали погожие осенние дни, бабье лето, самая пора для
сбора грибов, а Костик страстный грибник. В середине октября уже моросил дождь,
уходил нужный свет, пропадала натура… Шедевр оставался ненаписанным. Я
обозлилась:
– Ты помнишь, зачем приехал? Хватит
глядеть по сторонам.
Мы вышли в коридор, и через несколько шагов
Костик превратился в жену Лота.
– Что это? – ткнул он пальцем в небольшое
полотно. – Что это?
– Ван Гог, сам не видишь?
– Почему он висит тут, его же никто не
заметит.
– Жан очень не любил Ван Гога, говорил,
что у него от этого, так сказать, творчества, открывается понос. Поэтому
картину перевесили подальше от спальни, чтобы не раздражать.
– Твой муж-миллионер просто ненормальный,
продал бы лучше, а то запихнул в темный угол такое!
Я усмехнулась. Значит, Костик полагает, что
это я вышла замуж за Жана, а не Наташка. Разубеждать его мне не хотелось:
– Видишь ли, Жан не очень разбирался в
искусстве. Он просто вкладывал деньги Коллекцию основал еще прадед, и Макмайеры
никогда ничего не продавали.
Бывший муж посинел:
– Ты хочешь сказать, что все, здесь
понавешанное, – подлинное?
– Да, копий нет.
– Ну ты и сволочь, – Костик окончательно
перестал владеть собой. – Живешь в трехэтажном особняке с приживалами,
купаешься в деньгах, а я медные копейки собираю, на кефире экономлю. Да как же
не стыдно, бросила меня на произвол судьбы, без средств к существованию, не
позвонила ни разу. Хоть сейчас помоги немного, я ведь теперь – сирота.
