– Или вот пирожки, просто потрясающие, я
пополнела здесь на целых пять килограмм.
– Еще бы, – процедила сквозь зубы Нора, –
на чужих-то харчах, ешь, сколько влезет, не жаль.
Дениска подскочил на стуле:
– Зачем вы моей маме грубите, сами уже
вторую тарелку супа хомякаете! Элеонора в сердцах стукнула ложкой:
– Дети должны молчать, а ты, – она
обернулась к Аркадию, – почему равнодушно смотришь на то, как оскорбляют мать
твоего отца?
Машка кинулась в бой:
– Денька вас не оскорблял, он прав.
Хотели пол-йогурта, а уже вон сколько съели! Элеонора встала из-за стола:
– До тех пор, пока дети находятся тут,
покоя не будет. Уже девять, им пора в кровать. А вас, милочка, – обратилась она
к Оксане, – лишний вес не украшает. Следует похудеть немного. Дайте мне чайную
1 ложку соли, соды и стакан кипяченой воды.
– Вы будете есть соль с водой? –
удивилась Маня.
Элеонора, как все школьные учителя,
ненавидящая детей, с перекошенным от злости лицом пояснила: – После еды
необходимо полоскать рот раствором соли и соды. Остатки пищи разлагаются между
зубами и ведут образованию кариеса.
Меня замутило; кажется, Наташку тоже, потому
что она вдруг выскочила из комнаты.
Поздно вечером, когда я уже лежала в постели,
вошел Аркадий.
– Бабулек в своем репертуаре. Говорит что
у нее совершенно нет денег, и спрашивает, не дашь ли ты ей какую-нибудь
старенькую кофточку и юбочку, чтобы срам прикрыть! Я вздохнула. Муж Элеоноры –
генерал, обласканный властями. Ей осталась от него пятикомнатная квартира,
двухэтажная дача и полный кошелек. Покойный свекор явно обладал даром
предвидения. Деньги копил в долларах, и теперь Нора ни в чем не нуждалась.
Впрочем, это не мешало ей сдавать свои необозримые апартаменты какому-то
дипломату. Сама она жила на даче и скорей всего еще не прикасалась к
"золотому запасу".
– Скажи ей, что завтра поедем и купим все
необходимое.
Глава 24
Вторник посвятили магазинам.
– В человеке все должно быть прекрасно, –
трубно вещала Элеонора Яковлевна, пока Аркадий рулил в "Самаритэн". –
Неаккуратно одетый, плохо причесанный человек своим видом оскорбляет
окружающих. Но при этом одежда не должна бросаться в глаза.
В своих рассуждениях она была абсолютно права
и обладала к тому же отменным вкусом. Во всяком случае, с полок и вешалок
универмага снимались самые дорогие и модные вещи. Кешка только крякнул,
поглядев на счет.
Покупочная оргия продолжалась до обеда. Потом
Нора с внуком двинулись домой, я же, придумав себе какие-то неотложные дела,
стала бездумно бродить по улицам, радуясь, что осталась наконец в одиночестве,
съела любимый гамбургер, спокойно почитала газету, спокойно покурила на
набережной… Но все имеет свой конец. Пришлось возвращаться домой.
В холле тихо тикали часы, безлюдно в столовой
и гостиной, в гараже отсутствовали машины и мотоцикл. Домашние трусливо бежали
кто куда, оставив поле боя за Норой. Я села в гостиной и стала ждать их
возвращения.
Элеонора Яковлевна, очевидно, принимала ванну,
во всяком случае, она не показывалась на глаза, и, расслабившись, я мирно
задремала на диване.
– Мадам, – кто-то потряс меня за плечо, –
мадам, проснитесь.
Веки не хотели открываться, но, наконец,
разомкнулись, и передо мной возникло озабоченное лицо Софи:
– Мадам, может, посмотреть, что с
гостьей? В ванной уже четыре часа шумит душ, и она ни разу не вышла оттуда.
Вдруг стало плохо с сердцем?
Я с трудом приняла сидячее положение:
– У этой дамы, Софи, нет сердца. А где
все?
– Никого нет. Мадам Натали и мадам Оксана
отправились в Опера, месье у жены в больнице, а у детей практические занятия в
ветеринарной клинике. Маша сказала, что они должны убрать клетки с животными и
приедут после десяти. Еще звонила мадам Луиза, сообщила, что подъедет к девяти
и привезет какой-то сюрприз для Оксаны.
Я лениво встала с дивана. Софи права, надо
посмотреть, что с Элеонорой, вдруг утонула? Дверь оказалась незапертой,
постучавшись, я распахнула створку.
Нора сидела в кресле, спиной ко входу. Виднелась
голова с аккуратной укладкой и безвольно повисшая рука. Надо же, спит! На
столике около кресла стояла початая бутылка "Амаретто" и пустой
бокал. Хороша ханжа, пьянствует потихоньку, лакомится ликером, а потом читает
мораль о здоровом образе жизни. Ну, не упущу такую чудесную возможность,
поставлю эту занудную нахалку в неудобное положение.
– Элеонора Яковлевна, ужин готов!
Я обошла кресло и увидела ее лицо. Выпученные
глаза, изо рта вытекла струйка слюны, щеки и лоб какого-то непередаваемого
синюшного оттенка – свекровь казалась бесповоротно и окончательно мертвой.
"Господи, – пронеслось в голове, – как
повезло Лельке, пятой Костиной жене, избавилась от гарпии".
Но буквально через секунду другая мысль
пронзила мозг – умерла! Умерла внезапно, не болея, у меня дома. Боже, что
делать? Конечно же, звонить Жоржу!
К половине десятого дом заполнился народом.
Приехали Жорж, эксперт Патрик и незнакомый полицейский врач. Патрик внимательно
поглядел на тело, понюхал бокал и спросил:
– Кто-нибудь еще пил из этой бутылки?
– Вроде бы нет. Даже не знаю, где она ее
взяла. В доме не держат "Амаретто", его никто не любит. Из ликеров у
нас "Болс" и "Айриш крим". Впрочем, сейчас спрошу у Софи.
Пришедшая экономка сразу внесла ясность.
Где-то около 12 дня посыльный принес красивую коробку с карточкой "Сюрприз
для мадам Васильева". Подарок оставили в холле на столике.
– А почему она взяла этот подарок? –
удивился Жорж.
– Видишь ли, фамилия Элеоноры тоже
Васильева, она очень распространена в России, мы с первым мужем однофамильцы.
Наверное, Нора решила, что это ее подарок. А ты думаешь, она выпила и сердце не
выдержало?
Патрик хмыкнул:
– Бьюсь об заклад, в этой бутылке столько
цианида, что хватит на всех твоих свекровей – бывших и будущих.
Я побелела:
– Как цианид? Ее что – отравили?
– Похоже.
– Господи, как же это ты можешь так сразу
определить?
– Я ничего не определяю, – нахмурился
Патрик, – я только предполагаю. Во-первых, характерный для отравления цианидами
цвет лица, потом запах, чувствуешь аромат горького миндаля?
