Селена тихонько захихикала.
– Так ухаживали мамонты в каменном веке.
А теперь мужчина и женщина равны. И потом он же проездом здесь и небогат, зато
какой красавец!
И девушка мечтательно вздохнула. Я усмехнулась
про себя. На вкус, на цвет товарищей нет. Появившийся на пороге кафе толстый и
лысый Жорж мне лично казался намного интересней манекенистого Димы. Ничего не
подозревавший о моих игривых мыслях комиссар с веселым видом уселся за стол. –
Здесь удивительно готовят рыбу и салат из кальмара.
Поспорив немного, сделали заказ, и Жорж начал
внимательно слушать Селину. Девушка горячилась и все время облизывала губы.
Комиссар не прерывал ее и первую фразу произнес только тогда, когда начались
повторения.
– Вы слишком подозрительны. Франциск
Роуэн получил тяжелую черепно-мозговую травму. Это и повлияло на характер.
Мысленно я согласилась с ним. У нас на кафедре
работала Леночка Воропаева. После сотрясения мозга она стала делать
умопомрачительные вещи: сообщала студентам, что ее дед владел 150 языками, без
конца забывала имена и фамилии коллег, частенько оставляла без еды свою дочь. А
когда явилась на лекцию в калошах на босу ногу и без чулок, мы вызвали
психиатрическую перевозку. А моего второго мужа третья жена стукнула по голове
разделочной доской, и он напрочь забыл имя тещи. Правда, у него их было целых
пять: три официальные и две гражданские.
– Никакого криминала нет в том, что ваш
отец стал покупать новые вещи, – продолжал Жорж, – и совершенно естественно
принять зятя на работу. А то, что его все не любили… Может, вам это казалось?
Дети часто не понимают супружескую жизнь своих родителей, наблюдают, как те
ругаются за обедом, но не видят, как мирятся в спальне. А родимое пятно, что же
здесь такого. После операции, бывает, изменяется пигментация кожи, да и с
возрастом появляются всякие родинки. Старость не красит. Не забивайте голову
глупостями, лучше наслаждайтесь переменами в жизни. Насколько я понял, у вас
было не очень счастливое детство!
Селина растерянно теребила салфетку. Все
подозрения казались смешными и нелепыми. Вдруг девушка радостно заулыбалась. К
нашему столику приближался разодетый в пух и прах Дима.
– Пить хочется, – сообщил он, плюхаясь на
свободный стул.
– Вина? – любезно предложил Жорж.
– Лучше воды со льдом. Селина просто
подпрыгивала от удовольствия.
– Мы пойдем, пора уже, а то опоздаем.
Молодые люди подхватились и отправились к
выходу. Девушка обняла парня за талию.
– Похоже, у них роман, – догадался Жорж.
– Не знаю, насколько искренний с его
стороны. Селина теперь богатая невеста, а Дима просто мечтает о деньгах. Только
и говорит о своей бедности да о чужом благополучии. Не нравится он мне,
какой-то неуклюжий, неаккуратный и животных не любит. Хучика обидел, пожалел
ему печенье.
Комиссар взял меня за руку.
– Хучику вредно без конца жевать сладкое.
Но ваш гость тоже мне не нравится. В особенности взгляд, наглый и трусливый
одновременно. Такие глаза я вижу часто в своем кабинете – у воров, убийц,
насильников. Такие невероятно честные глаза, правдивые до дрожи. Хотя это я,
конечно, перехватил. Парнишка хорош, как мыльная обертка, может, ревную?
– Он не парнишка, ему уже тридцать.
– Никогда бы не сказал. Я-то выгляжу на
все свои пятьдесят: старый, толстый, усталый полицейский, сидящий в кафе с
молодой очаровательной дамой.
Жорж хитро посмотрел на меня, и мы
рассмеялись.
Домой я добралась поздно вечером и тихо
прокралась в свою комнату.
Утром Маня возмущенно тарахтела:
– Если уж являешься домой глубокой ночью,
то хоть звони, а то ведь я волнуюсь. И потом, что это за прогулки? Ты с кем
была?
– С Жоржем.
– Ну ладно. – Дочка сменила гнев на
милость.
Завтрак близился к завершению, когда в
столовую вошла страшно расстроенная Софи. В ее руках покоился горшочек с
домашним паштетом из зайца. Экономка водрузила керамическую емкость на стол и
спросила:
– Что это?
– Паштет, – растерялась Наташка.
– Нет, – помотала головой
домоправительница, – это уже не паштет, это помои.
– Не может быть, – ахнула Наталья. – Мари
всегда так вкусно готовит.
Мари была двоюродной сестрой Софи и жила в
деревне. Она специализировалась на производстве удивительно вкусных домашних
консервов. Паштеты, варенья раскладывались по горшочкам с герметично закрытой
крышкой, и мы лакомились ими всю зиму. Пустые горшочки весной возвращались
Мари, чтобы летом прибыть к нам снова полными.
– Все заготовки скиснут через неделю,
если, конечно, вы не постараетесь и не съедите весь запас за несколько дней, –
проговорила Софи. – Сегодня ночью какой-то дурно воспитанный человек пролез в
кладовую, вскрыл все емкости и поковырял в содержимом вилкой. Я еще понимаю,
когда Маша берет горшочек и тайком от всех съедает его ночью в постели. Она
потом аккуратно возвращает пустую посуду. И я никогда не была против ее
набегов, ребенок растет и должен есть столько, сколько хочет. Но вскрыть просто
так! Это вандализм.
Наташка стукнула кулаком по столу:
– Мне это надоело, в доме завелся маньяк.
Роется в вещах, портит продукты.
– Это не я – в один голос сказали Маня и
Дениска.
– И не я, – испугалась Оксанка. Наталья
грозно посмотрела на Диму, тот меланхолично отхлебнул кофе.
– Может, это ваши собаки шалят?
– Ни разу не видела Снапа или Банди с
вилкой в лапах, – съехидничала Софи, – и потом им просто не дотянуться до
полки.
– А что, – завела было Машка и вдруг
замолкла, уставившись на дверь.
Я проследила за ее взглядом и увидела
неизвестно откуда взявшуюся Селину. Девушка была все в том же голубом
обтягивающем платье, изрядно помятом и испачканном. Растрепанные волосы висели
космами, макияж размазался. Вид у нее был ужасный.
– Селина, – подскочил Дима, – что
случилось?
Девушка буквально упала на диван и затряслась
то ли от хохота, то ли от рыданий. Оксана подошла к ней, пощупала пульс…
попросила:
– Принесите коньяк и сахар.
Мы забегали, как всполошенные куры. Маня
притащила плед, Деня грелку. Наташка отправилась за коньяком. Рыдания Селины
становились все громче, успокоилась она только через полчаса и сразу произнесла
загадочную фразу:
– Он вернулся.
