– Что нужно отдать?
– Ну, милая, ты даешь. Верни слезы, а то
хуже будет. – И трубка противно запищала.
Мы с Оксанкой уставились друг на друга. Какие
такие слезы?
Ночь была бессонной, мы обсуждали
разнообразные варианты и поняли, что Денька – фишка в какой-то непонятной игре.
Ясно и то, что следователь Иса Даудович нечист на руку. Ну кто сообщил
неизвестным бандитам о визите на Красную Пресню?
Рано утром, в 5 часов, я тихонько выбралась из
квартиры и поехала в гостиницу. Мы придумали план, гениальный, как все простое,
поэтому мой визит в Москву следовало держать втайне.
Выйдя на улицу, я огляделась: никого. Значит,
за квартирой не следят. Получив номер в отеле, я отправилась на разведку в
Бутырскую тюрьму.
Новослободская улица, д.45, навряд ли забуду
когда-нибудь этот адрес. В тихий утренний час у тюрьмы, скрытой во дворе
большого кирпичного дома, толпился народ. Почти все с гигантскими сумками в
руках.
За двадцать минут я обросла сведениями. Все
продукты надо развернуть и разложить по пакетам, сигареты тоже без пачек,
яблоки можно, а апельсины нельзя. Сахар только в виде песка, кусок не берут.
Мыло, пожалуйста, но шампунь ни за что. А если хотите, передавайте ведро и таз,
но только с разрешения начальника тюрьмы, а к нему на прием многокилометровая
очередь. На лекарства отдельная передача, записываться за неделю. Причем можно
только отечественные препараты, витамины, аспирин – ничего импортного. Это ли
не пример патриотизма! На робкие вопросы, начинавшиеся словами
"почему?", спрошенные в ответ либо дико хохотали, либо сочувственно говорили:
"Вы в первый раз, да?"
В восемь утра узкая дверка приоткрыласъ, и
толпа ломанулась внутрь. Людским потоком меня внесло в длинное помещение с
окошком. Случайно я оказалась первой. Окошко распахнулось и явило взору девицу
лет 30 в гимнастерке. Ни крутая завивка, ни яркая косметика не могли сделать ее
хоть сколько-нибудь привлекательной. Маленькие глазки буравчиками воткнулись в
мое лицо:
– Имя?
– Дарья.
– Женщины в другом изоляторе. Следующий.
– Простите, я не поняла. Денис.
– Отчество?
– Иванович.
– Фамилия?
С перепугу я чуть было опять не назвала свою.
– Год рождения?
– 1982-й, нет, 1984-й.
Порывшись в картотеке, женщина-робот выкинула
бумажку. Отойдя в сторону, я изучила ее – бланк на передачу вещей и продуктов.
Сверху красной ручкой проставлена цифра 100. Словоохотливые товарищи по
несчастью сообщили, что это номер камеры. Тут же обнаружились родители
сокамерников. Я смотрела на них с изумлением. Еще один удар по самомнению –
всегда считала, что в тюрьме одни бандиты и родственники у них соответственные.
А тут стояли просто несчастные, издерганные люди, такие же, как я.
С треском распахнулось еще одно окно, оттуда
раздался голос:
– Павлова!
Какая-то вспотевшая женщина поволокла к окну
баулы. Я исхитрилась оказаться у окошка раньше.
– Простите, дали бланк, а продуктов нет,
как…
– Передачи до трех, – отрезала блондинка,
как две капли воды похожая на предыдущую.
– Но у меня спецразрешение, – нагло
заявила я и протянула ей 100 долларов в конверте.
Бросив быстрый взгляд внутрь конверта,
блондинка расцвела и повела себя загадочно.
– Надо сразу говорить, что у вас
разрешение врача на спецпередачу, – пролаяла она грубым голосом, улыбаясь во
весь рот. – Возьмите и заполните.
И она сунула мне бумажку. Я отошла к окну и
прочитала записку: "15.00, передача для обслуги, позвать Марину
Кашину".
В три часа дня, с сумкой, набитой продуктами,
я вновь стояла в том же зале. Народу не было. Окошки закрыты, полная тишина.
Внезапно в самом конце открылась маленькая дверца.
– Тебе чего, мамаша? – спросила
высунувшаяся голова.
– Передача для обслуги, позовите Марину
Кашину.
Голова понимающе кивнула. Через несколько
секунд окошко отворилось, и появилась третья блондинка. У них что, белокурые
волосы с кудрями – признак профессиональной пригодности?
– Давай, – коротко сказала Марина. Я
вывалила перед ней груду вещей и продуктов.
– Дезодорант не возьму, – отрезала
стражница.
Я быстро протянула ей следующий конверт.
Дезодорант перекочевал в мешок, а с ним и запрещенный одеколон, сосиски и
многое другое.
– Давай маляву, – требовательно велела
служительница.
– Что? – удивилась я.
– Маляву, ну записку, не понимаешь?
Пришлось нацарапать пару слов на протянутом обрывке бумаги.
– Жди, – раздался короткий приказ. Минут
через сорок окошко снова приоткрылось.
– На! – Мне в руки упала записочка.
Я прочитала ее на улице: "Продукты
получил, все в порядке. Денис". Внизу другим почерком написано:
"Вторник, 15.00, передача для обслуги. Елена 3верева". Значит, во
вторник, через неделю, можно повторить передачу. Да, шорох зеленых купюр решает
в родном Отечестве все.
Из тюрьмы я отправилась к Жене Яшину.
Когда-то, сто лет тому назад, мы учились в одном классе, и конопатый Женька
бессовестно списывал у меня уроки. Теперь он превратился в дородного Евгения
Андреевича, преуспевающего и жуликоватого заведующего адвокатской конторой. В
ответ на мои просьбы он в ужасе замахал веснушчатыми руками:
– Нет, ни за что на свете.
Я вздохнула, эти слова слышала уже не в первый
раз. Есть у меня свои аргументы – коллекция портретов американских президентов.
Пришлось просидеть у Женьки часа четыре, но к вечеру я была обладательницей
бесценных адвокатских удостоверений и одного волшебного телефона.
Ночью связалась с Оксаной:
– Позовите Дениса, пожалуйста.
– Он уехал на рыбалку.
Так, значит, все идет по плану. На следующий
день утром мой путь лежал к киностудии "Мосфильм".
Потолкавшись в бесконечных павильонах, я нашла
нужного человека – гримера Леню Золотова. Тот, правда, сначала тоже пытался
отнекиваться, но "сумма прописью" решила все.
