– Держим монстра из-за Фриды. Она сожгла
кучу чайников. Вечером едет сама на кухню и ставит воду, потом, конечно,
забывает.
– Купите со свистком, – посоветовала
я.
– Покупали, – отмахнулась
Лариска, – пока Фрида на кресле в кухню прирулит, чайник свисток
выплевывает. Старуха едет себе по коридорам, свист – раз и прекратился. Она тут
же забывает, куда ехала.
– Надо приобрести электрический, сам
отключается, – предложила Лена, густо намазывая кусок батона шоколадной
пастой.
– Пройденный этап, – захихикала
Люлю, – Фрида с ним в пять минут расправилась. Мы тоже со Степкой думали,
что электрический сам отключится. Купили, торжественно на кухне установили. Ну,
как думаете, что было дальше?
– Что? – спросила Лена.
– Фрида налила воды и поставила его на
газ.
Мы оглушительно захохотали.
– Приятно, когда у людей с утра
лучезарное настроение, – входя, сказал Кирилл.
Рядом с ним молчаливой тенью двигалась
бледная, невзрачная Диана. Удивительная женщина, со вчерашнего вечера я ни разу
не слышала ее голоса. Может, немая? Супруга доктора тихо села за стол и, не
обращая внимания на собравшихся, принялась открывать банку с паштетом.
Через несколько минут спустились дети, Степан
и Петр. Последним вошел Серж. Профессор выглядел помятым и невыспавшимся.
– Дорогая, – сказал Степа, –
попроси подогреть воду, чайник остыл. Ты, кажется, чем-то расстроена?
Жена молча протянула бусы. Муж взял сверкающие
перламутровые горошины, прочитал записку и вздохнул:
– По-моему, он нас ненавидел.
– Что вы такое сделали? –
поинтересовался Серж.
Степа замялся:
– Иногда спорили с ним, в основном по
вопросам собаководства. Отец был хороший ветеринар, но привык действовать по
старинке. Совершенно не признавал антибиотиков, лечил животных какими-то
притираниями. Кесарево сечение не разрешал делать, мрак! Конечно, мы ругались!
За дверью раздался жуткий скрип, и в столовую
вкатилась Фрида.
– Нечего делать из отца идиота, –
вступила она с порога в бой. Я удивилась, как глуховатая женщина ухитрилась за
дверью услышать наш разговор.
– Вольдемар великолепно понимал
животных, – продолжала старуха, – а старые методы, как правило, лучше
новомодных. И, говоря откровенно, разозлился он не из-за того, что вы спорили,
а потому, что твоя жена пыталась отравить его стрихнином.
И она гневно ткнула тоненьким, похожим на
карандаш пальцем в побледневшую Люлю.
– Мама, – возмутился Степа, –
думай, что говоришь!
– Я-то думаю, – огрызнулась
Фрида, – а вот твоя супруга должна радоваться, что ее не сдали в уголовный
розыск.
Люлю как ни в чем не бывало продолжала пить кофе.
– Если будешь болтать глупости, вызову
психиатра, – продолжал злиться Степан, – ты же знаешь, что произошла
ужасная ошибка, мы извинились, с каждым может случиться!
Фрида возмущенно фыркнула и раздраженно ткнула
пальцем в масленку.
– Погоди, погоди, – оживился
Петр, – что за история со стрихнином?
– Ерунда, – сообщил Степан.
– Ничего себе ерунда, – возмутилась
мать, – чуть не отравили несчастного отца.
– В доме завелись крысы, – спокойно
пояснила Люлю, – и я случайно перепутала стрихнин с солью. Они очень
похожи – белые крупинки. Взяла и случайно насыпала в суп для Вольдемара
стрихнин. Банки рядом стояли.
– Вы держите на кухне стрихнин? –
изумилась Маша. – Это очень опасно.
– И к тому же еще и странно, –
пробормотал Петька, откусывая ветчину, – очень странно.
Люлю покраснела.
– Повторяю, в доме завелись крысы, а
Владимир Сигизмундович до смерти их боялся. Помня про его больное сердце, мы не
стали пугать старика. Сначала купили отраву, но она не подействовала, тогда
применили чистый стрихнин. И здесь я, конечно, совершила глупость. Пересыпала
яд в банку и перепутала.
– А как отец догадался, что в тарелке
отрава? – поинтересовался Кирилл. – Насколько я знаю, стрихнин не
обладает ярко выраженным вкусом и запахом.
– У него началась минут через двадцать
рвота, желудочные колики, вызвали врача, тот сначала поставил гастросиндром, ну
а когда пришел анализ, сразу стало все ясно, – пробормотал Степан.
– Какой анализ? – влезла Маша.
– Как только у него заболел живот, муж
велел взять пробу всех блюд, подававшихся к обеду, – торжественно заявила
Фрида.
– Кстати, это полностью меня
оправдывает, – заметила Лариска, – неужели вы думаете, что я
настолько глупа, чтобы не вылить вовремя отравленную еду? Так нет же, и суп и
второе чудесным образом ждали на кухне.
– Ты только забыла прибавить, –
прогремела свекровь, – что в тот день на первое подавали овсяный суп. А
его ни ты, ни Степан, ни ваш избалованный мальчишка не едите. Специально
дождалась, чтобы своих не отравить, а меня Господь спас, не захотелось обедать.
– Знаешь, Фрида, – обозлилась
Люлю, – у меня всегда все отлично получается, и если бы я решила отравить
вас, поверь, сделала бы это наверняка, сыпанула яду побольше.
Старуха ничего не ответила. Петя медленно
отодвинул чашку.
– Ну очень странно! Меня тут не было, когда
умер отец. Говорите, в одночасье скончался? Попил кофейку и тут же упал? А
сахар в сахарницу новый положили? Вдруг тоже со стрихнином перепутали – белые
крупинки. Вы хоть предупреждайте, а то страшно!
Лариска отшвырнула салфетку и выскочила из
столовой. Степан побагровел:
– Петька, прекрати идиотские шуточки.
Мать совсем из ума выжила, а тебе должно быть стыдно.
– Подумаешь, цаца какая, –
усмехнулся брат, – уж и пошутить нельзя.
– Мы еще посмотрим, кто из ума
выжил, – пригрозила Фрида.
Воцарилось тягостное молчание. Я посмотрела на
детей. Говорливая Маруся присмирела, ее пухлые детские щеки покрывал огненный
румянец. Миша, сын Степана и Ларисы, наоборот, побледнел, на худеньком
малокровном личике выделялся большой, похожий на клюв, нос Войцеховских. Мальчик
лихорадочно отщипывал кусочки батона и крошил их в тарелку.
