– Вы будете здесь, когда я вернусь? – спросил Лисандрос.
– Да, еще погощу какое-то время.
– Я позвоню вам.
– Нам пора, пожалуй, – согласилась она. – Вам надо ехать.
Когда они подъехали к вилле Лукасов, огромные ворота раздвинулись перед ними, словно кто-то ждал их возвращения. Возле дома он распахнул дверцу машины и поднялся вместе с Петрой по ступенькам. Она подняла на него глаза в любопытном ожидании следующего его шага.
– Вы помните ту ночь? – мягко спросил он. – Вы были такой невинной, что я уговорил вас идти спать и проводил до дверей.
– И велели мне запереть ее, – напомнила она.
Никто из них не упомянул о том, что он сделал еще.
О поцелуе, легком, как дуновение. Никакой страсти, только нежность, память о которой она пронесла после того вечера сквозь дни и недели, сквозь годы.
Он прижался на секунду к ее губам и отпрянул, словно в смущении.
– Спокойной ночи, – тихо пожелал он ей.
И только когда его машина скрылась из вида, она вспомнила, что так и не спросила, откуда у него ее номер телефона.
Вскоре Петра поняла, что у нее нет ни минуты свободного времени. Ее известность сделала свое дело. Несколько исторических обществ обратились к ней, приглашая присоединиться к их экскурсиям. Она приняла столько приглашений, сколько смогла, – лишь бы заполнить то время, пока не будет Лисандроса.
Одно из приглашений, которое ее особенно привлекло, последовало от Общества по изучению пещер. Это была группа энтузиастов-англичан, которые исследовали один из островов в Эгейском море в двадцати милях отсюда. Там в пещерах находились бесценные исторические реликвии.
Никатор язвил по поводу этой идеи, утверждая, что эта легенда показала себя несостоятельной еще много лет назад, но мысль провести день в море на яхте привлекла Петру.
– Место, которое я действительно хочу увидеть, – это Дом Приама на Корфу, – сказала она ему. – Это правда, что он принадлежит Лисандросу?
Никатор пожал плечами:
– Кажется…
Впрочем, Петра не так уж часто беседовала с Никатором. Он проводил много времени вне дома, давая ей возможность исследовать прекрасную библиотеку Гомера. Иногда она вынимала из своей сумочки крошечную фотографию и клала на стол, чтобы та охраняла ее.
– Как ты делал это при жизни, дедушка, – говорила она по-гречески человеку на снимке.
У дедушки было тонкое, приятное лицо и робкая улыбка. Петра вспомнила, что он всегда улыбался ей при жизни. Он рассказывал ей об ее отце и показывал его фотографии. Отмечал и сходство сына и внучки:
– Он был очень нетерпеливым. Сначала говорил, а потом уже думал. – Он нежно смотрел на нее. – И ты такая же.
Это была правда. Еще будучи замужем, Петра наговорила такого, из-за чего всякое примирение стало немыслимо.
В один из вечеров Никатор неожиданно вернулся домой и заперся в своей комнате, отказываясь кому бы то ни было открывать дверь. Даже Петре.
– Может, позвать к нему Дебру? – решила она посоветоваться с домоправительницей.
– Она уехала обратно в Америку, – поспешно сказала Аминта. – Ей пришлось уехать внезапно, а мне необходимо вернуться к своей работе.
И она поспешно убежала.
В конце концов Никатор все-таки вышел со слегка припухшими губами, объяснив это тем, что упал.
После того вечера в день свадьбы она видела Лисандроса только однажды, и то случайно, на банкете у одного из представителей городской власти. Он подошел к ней и завел вежливый разговор ни о чем.
У Петры голова шла кругом. За его блестящим фасадом она разглядела человека, который был пугающе одинок. У нее болело сердце за него.
По ночам она вспоминала его короткий поцелуй. Любой другой мужчина сжал бы ее в своих объятиях и целовал до беспамятства, на что она, честно говоря, и надеялась. Вместо этого он повел себя почти с викторианской благопристойностью. И это трогало ее больше, чем любая страсть.
Но страсть существовала, она знала это. В один прекрасный день – и этот день был не за горами – Петра сломает его самоконтроль и соблазнит.
Но постепенно появилось раздражение. Петра словно снова слышала голос той странной женщины на свадьбе, предупреждавшей, что она одна из многих и так же легко уступит Лисандросу, как и другие.
– Ни за что! – пробормотала она. – Если ты так думаешь, мой мальчик, тебя ждет потрясение!
Петра предупредила всех домочадцев, что будет отсутствовать несколько дней. Она находилась в своей комнате и собирала вещи в небольшую сумку, когда зазвонил ее телефон и голос Лисандроса произнес:
– Я бы хотел увидеть вас сегодня вечером.
Она выдержала паузу, чтобы не взорваться от такой наглости, и спокойно произнесла:
– Сегодня я уезжаю на несколько дней.
– А это не может подождать до завтра?
– Боюсь, что нет. Я, правда, очень занята. Мне было приятно увидеть вас. До свидания.
Она повесила трубку.
– Молодец, – произнес Никатор, стоя в дверях. – Пора уже кому-то осадить его.
– Очень мило, что ты так беспокоишься обо мне, Никки, но в этом нет необходимости. Я сама за себя отвечаю. Так всегда было. И всегда будет.
Телефон зазвонил снова.
– Я знаю, что вы сердитесь, – сказал Лисандрос. – Но неужели я недостоин прощения?
– Вы неправильно поняли, – холодно ответила она. – Я не сержусь, а просто занята. Меня ждет работа.
– Вы хотите сказать, что я действительно недостоин прощения?
– Нет, я… Тут нечего прощать.
– Я бы хотел, чтобы вы сказали мне это в лицо. Я невнимателен, но я не… это… помогите мне, Петра… пожалуйста.
Он словно включил волшебный переключатель. Его высокомерию она могла противостоять, но его мольба о помощи тронула ее.
– Думаю, что смогу скорректировать свои планы, – медленно сказала она.
– Я жду у ворот. Выходите прямо сейчас. Это все, о чем я прошу.
– Иду.
– Ты безумная, – покачал головой Никатор, слушавший ее разговор.
Петра вздохнула:
– Наверное. Но ничего не могу поделать.
Лисандрос стоял там, где говорил. Он не поцеловал ее и не продемонстрировал никаких эмоций, но его рука крепко сжала ее руку на мгновение, и он прошептал пылко:
– Спасибо.
Стемнело, когда Лисандрос привез ее в центр города и остановился у какого-то небольшого ресторана с вынесенными на тротуар столиками. Отсюда они могли любоваться залитым огнями Парфеноном, возвышавшимся на Акрополе.
