– Мы с мужем не привыкли получать ни от
кого помощь. Ужасно неудобно, но отказаться от такого предложения нет сил –
столько лет нигде не были. Я просто одичала, скоро людей начну бояться.
Квартирка Лидии, маленькая, темная, пропахшая
лекарствами, не была похожа на обитель богатой старушки. Зато больная,
капризная и желчная, тут же принявшаяся поносить невестку за то, что та решила
отдохнуть, полностью соответствовала моему замыслу. Велев Лиде паковать чемодан
и пообещав привезти в понедельник сиделку, я поехала к Авроре Михайловой.
Рекомендованная помощница выглядела лет на
сорок. Смуглая, черноволосая и черноглазая, медсестра совершенно не походила
внешне на Розу Седых. Но они были из одной армии еще довольно молодых женщин,
воспитывающих в одиночку детей и стойко борющихся за финансовое благополучие.
Извинившись за беспорядок, Аврора извлекла из
буфета «парадные» кофейные чашки, и мы приступили к переговорам.
– Хочу, чтобы жили при больной. Целый
месяц никого не будет, я стану только звонить. Предупреждаю сразу: тетушка очень
богата, после ее кончины ожидается солидное наследство. Но при этом пожилая
дама безумно скупа. Не удивляйтесь, что у нее дешевое постельное белье,
маленькая квартирка, самая простая мебель. Это не от бедности, а от
патологической жадности. К тому же старуха отвратительно капризна.
Михайлова понимающе закивала головой.
– Умею обращаться с такими, становятся
паиньками. Многим просто нравится истязать родственников, а с чужим человеком
предпочитают не спорить.
Плату Аврора брала понедельно. Договорились о
финансовой стороне, женщина размешала кофе в чашке и сказала:
– Окончательное решение сообщу, когда
увижу вашу тетку. Сейчас не могу сразу твердо определить, сколько времени
понадобится. Иногда месяц, реже – больше. Но делать тотчас не буду – и вам, и мне
не нужны неприятности, все должно идти естественно.
Я уставилась на нее во все глаза. Ничего не
понимаю! Но медсестра истолковала мое изумление по-своему и поспешила сообщить:
– Платы вперед не надо, всю сумму только
по завершении, но, повторяю, сначала посмотрю на больную.
Договорившись, что Аврора в понедельник явится
на работу, я отправилась домой.
Бывают такие счастливые семьи, в которых целый
день тихо. Родители никогда не ругаются, дети вежливы, бабушки заботливы и не
требуют внимания. Все разговаривают друг с другом ласково, и события случаются
только приятные: свадьбы, крестины, дни рождений. К таким людям редко приезжают
погостить родственники, и у них не случается неприятностей с налоговой
полицией. И с любой милицией вообще.
Как только я открыла свою дверь, на меня
вывалился ворох новостей. Итак, Ванька кашляет, а Анька чихает. Аркадий уронил
на гипс банку варенья, Марта Игоревна уже целый час ищет по всему дому брошь. К
тому же Хучика стошнило в гостиной, и следует оплатить целый ворох квитанций за
междугородные переговоры…
– Вы ужинали? – только и смогла я в
ответ спросить Зайку.
– Садимся.
В столовой уже рассаживались за гигантским
столом. Маня гневно вопрошала брата:
– Почему устроился на моем месте?
– Здесь удобнее, положу ногу на стул.
– А я где сяду?
– Маня, – возмутилась
Наталья, – уступи больному.
– А мне когда уступят? – пошла в
атаку воинственно настроенная дочь.
– Сломаешь ногу, уступлю, – хихикнул
брат.
– Мама, – завопила Маруська, –
он желает, чтобы я попала под автобус и переломала руки и ноги.
– Ничего не понимаю, – трубно
возвестила вплывающая в столовую вдова, – вчера сняла кофту и ясно видела
на воротнике брошь. Кстати, не копеечная штучка, настоящий антиквариат. Кто мог
взять?!
– Хватит, – попыталась успокоить
страсти Наталья, – садитесь, баранина стынет.
– Фу, опять баранина, – пробормотала
Зайка, – и еще салат из омара с майонезом. Кто заказал на ужин такое
жуткое сочетание?
Я предпочла отмолчаться. Ну, чем им плохи
ягненок и омары? Завтра получат манные биточки и овсяный пудинг, привереды.
Кое-как обозленные домашние разместились за
столом и принялись поедать мясо. Но тут приотворилась дверь, и в столовую вошел
Хучик. С видом умирающего песик проковылял в самый центр комнаты, растопырил
лапки, наклонил крупную голову и принялся издавать жуткие звуки. Федора
Ивановича тошнило.
– Ирка, – заорала Наталья, –
убери отсюда собаку.
– Ну и вонища, – оповестила
Маруся, – Хучик, наверное, крысу съел.
– Если не прекратите, – обозлился
Аркадий, – сейчас и меня стошнит.
Дверь опять тихонько приоткрылась, на этот раз
пошире.
– А это идет Банди, чтобы покакать к
чаю, – захохотала Маруся.
Не успели мы наорать на нее, как дверные
створки распахнулись, и на пороге возникла удивительная троица – Казик, Сонька
и Левка.
– Вот и шведская семья явилась, –
под нос буркнул Аркадий, но я все равно услышала и пнула сына ногой под столом.
Супруги поддерживали Левку. Бывший муж
практически висел между ними. Ноги его подгибались, глаза смотрели
бессмысленно. Судя по всему, Арцеулов напился в стельку. Новицкие без слов
плюхнули ношу на диван. В ту же секунду раздался истошный Левкин визг.
Кинувшаяся на помощь Маня опрокинула бутылку с кетчупом прямо на
многострадальную ногу брата. Тут уже заорал и Аркадий. На крики принеслись
кухарка, Ирка и пившая с ними вместе кофе Серафима Ивановна.
– А ну тихо! – не выдержала я,
подошла к Левке и спросила: – Что вопишь?
Мужчина не отвечал, а только тыкал пальцем
куда-то в диван. Мы велели ему встать и увидели, что в седалище страдальца
торчит пропавшая брошка.
– Лева, – возмутилась вдова, –
как ты мог взять украшение да еще воткнуть его в такое неподходящее место?
С этими словами она быстренько подскочила к
бывшему зятю и выдернула из его довольно объемной филейной части антикварную
вещицу. Левка взвыл, на брюках проступила капелька крови.
– Вытрите с ноги кетчуп, – взмолился
Аркадий.
Зайка старательно принялась промокать красную
жижу, но та размазывалась по гипсу.
– Есть способ получше, – предложила
сообразительная Маня и завопила: – Банди, сюда!
Мирно спавший во время всей этой катавасии пит
быстренько подбежал на зов. Маня ткнула его мордой в Кешкин гипс:
