– Тогда придется рассказать все. Скорее
всего убийца женщины – это кто-то из ее прошлого. Милиция и не собирается
искать виноватого, просто закроют дело. Неужели не хотите отомстить за подругу?
Элла помолчала минуту, потом сказала:
– Поклянитесь, что никому не расскажете!
– Клянусь.
– Тогда слушайте. Отец Владимира составил
необычное завещание. У сына должно быть не меньше двоих детей, причем один
обязательно мальчик. Только тогда Володя Резниченко получит коллекции,
собранные отцом. В противном случае раритеты уйдут в музеи. У Владимира была
только дочь, а тут заболела жена, и надежды на второго ребенка пошли прахом.
Тогда мужчина нашел какую-то молодую девку, которая за деньги родила ему сына.
Резниченко тайком усыновили его, а всем заявили, что Нелли разрешилась
мальчиком. Органы социальной опеки ни за что не выдадут секрета. Они имеют
право дать ложные сведения даже на запрос милиции. Так что Резниченко ничем не
рисковали.
– Почему же Роза сама не родила для
любовника?
– Она бы с радостью, но много лет тому
назад сделала операцию по перевязке труб. Не хотела беременеть и пить постоянно
гормональные препараты.
– Кто родил Владимиру сына?
– Понятия не имею, Роза, по-моему, тоже
была не в курсе. Владимир клялся, что не спал с суррогатной матерью, а отвел ту
на искусственное оплодотворение. Как бы там ни было, мальчишка получился просто
отличный – здоровый, веселый, страшно на отца похож. Девочка в мать пошла. Вот
как бедной Розочке не повезло! Столько времени ждала смерти Нелли и совсем
чуть-чуть прожила после ее кончины сама. Как несправедлива жизнь!
Элла замолчала. Я тоже не произнесла ни слова,
раздумывая, удобно ли предложить ей за откровенность деньги. Поколебавшись, все
же не решилась и попросила только адрес четвертой роженицы – Веры.
Первый, кого я увидела, вернувшись домой, был
Владимир. Он сидел в гостиной. При моем появлении стоматолог смущенно
проговорил:
– Даша, дорогая, простите дурака. После
смерти Нелли совсем разума лишился.
И он протянул гигантскую коробку конфет –
килограмм этак на пять, – перевитую шелковой лентой. Я раскрыла подарок и
велела подать кофе.
– Очень устал, просто невероятно, –
плакался стоматолог, – стал срываться, нервы не выдерживают. На днях
накричал на больного. Поехал доклад делать, так чуть с ума не сошел,
беспокоясь, как там дети.
– В другой раз звоните мне, всегда
помогу.
Дантист чуть не расплакался:
– Даша, не убивайте своим благородством.
Честно говоря, боялся, что и разговаривать со мной не станете.
Я мило улыбнулась ему. Ну и жук ты, Владимир.
К тому же и грубиян. Интересно, кто родители Евы и от кого родился Юра. Скорей
всего покойная Роза знала ответ на эти вопросы. Может, она поделилась с Верой?
К прелестной булочнице я попала только в
субботу. Маленький магазинчик располагался на перекрестке шумных улиц. Внутри
толпились покупатели. За прилавком суетились сразу три продавщицы, и все
маленькие, черненькие, носатенькие. Явно мать и дочери. Я спокойно дождалась
очереди и обратилась к старшей:
– Вера, меня прислали из отдела по
усыновлению…
Внезапно булочница сделалась белее безе и
ухватилась за край прилавка. Дочери с тревогой посмотрели на мать.
– Так и знала, что все когда-нибудь
откроется, – пролепетала та, глядя на меня, как жертва на палача. –
Зря Надя затеяла глупость.
Увидев, что Вера испугалась, я приободрилась и
предложила поговорить без свидетелей. Через пару минут меня провели внутрь
кондитерской и усадили в маленьком тесном помещении, насквозь пропитанном
запахами корицы и ванилина. Вера с затравленным видом уселась напротив. Я
прокашлялась и попробовала убедительно изобразить строгого инспектора:
– Сейчас следует рассказать только
правду.
Булочница лихорадочно закивала головой и
расплакалась.
– Давно хотела, да как-то страшно. И
потом, ничего уже не исправить, столько лет прошло. Надя умерла, Кристина тоже.
Кому от правды хорошо будет? Несчастному ребенку? По-моему, лучше все оставить
как есть.
Ничего не понимая, я с умным видом закивала
головой.
– Органы опеки всегда стоят на страже
интересов ребенка, но нам следует знать правду.
Вера вытащила огромный красный платок и
вытерла лицо.
– Ладно, расскажу. Столько лет хранила
тайну и мучилась, что плохо делаю. Наверное, следовало сразу сообщить доктору,
но Надя так плакала, так умоляла, а потом угрожать стала!
История Веры выглядела совершенно невероятно.
Четыре малообеспеченные женщины рожали бесплатно, то есть тогда, в те далекие
годы, все лежали в больницах якобы бесплатно, а на самом деле совали врачам в
карманы халатов тугие конверты. Но эти четыре женщины не могли платить. Уход за
ними был соответственный. 15 октября их после родов положили в палату и забыли.
Все внимание персонал отдавал платным пациенткам. Больше всех возмущалась
экспансивная Надя: «Ну и дела, даже анальгина не дали. За кошкой и то лучше
ухаживают». В довершение женщинам забыли привезти обед. Часа в четыре Надя, кряхтя,
влезла в халат и пошла наводить порядок. Вернулась она через полчаса странно
притихшая.
– Да, девочки, – сказала она
подружкам, – мы здесь товар третьего сорта.
Выяснилось, что в поисках дежурного врача
женщина забрела в палату для обеспеченных пациентов. Увиденное ошеломило ее. В
просторной комнате находилась всего одна молодая мать. Белье на кровати
выглядело безупречным, не то что старенькие пододеяльники в пятнах на их
постелях. На тумбочке у богачки теснились соки и тарелки с фруктами и конфетами.
Больше всего обозлили Надю роскошная кружевная ночная сорочка и новые теплые
тапочки. В палате работал электронагреватель, и повсюду в вазах торчали букеты.
– Значит, наши детки мерзнут в холодной
комнате, а у этой поганки топят! – разорялась Надя.
Роза, Вера и Элла попытались успокоить
подругу, но та стала плакать и причитать: «Ну что за жизнь ждет наших
несчастных малышей?! Будут лишены всего. Как несправедливо! Чем моя дочка хуже
дочери этой расфуфыренной мамаши?»
Скандал закончился приходом врача и уколом
успокоительного. Ночью Вера проснулась. В палате было светло, полная луна
светила в незанавешенное окно. Женщина никак не могла снова уснуть. Тяжелые
мысли бродили в голове: как воспитать ребенка, ведь помощи ждать неоткуда.
Мрачные раздумья прервал осторожный шорох.
