– И чего дядя Лева дергается, – как
всегда, кстати выступила Маруся, – он сам тетю Соню прогнал, должен теперь
радоваться, что она не пропала, а замуж выходит.
– Да заткните ее, – взмолился
мужчина.
– Как замуж, – ахнула я, – за
кого?
Домашние принялись самозабвенно рассказывать
новости. Оказалось, после моего отъезда позвонила любезная секретарша
Александра Михайловича и сообщила адрес владельца авто. Улица Алексея Толстого!
Шикарное место. Более того, квартира принадлежит Казимиру Новицкому,
чрезвычайно известному в среде нуворишей всех мастей и национальностей
художнику. Его чудовищные и ужасно дорогие портреты висели во множестве
гостиных «новых русских», активно продавались за рубежом. Феномен популярности
Новицкого мне абсолютно непонятен. Этакий китч в мехах и брильянтах.
Представьте полотна Шилова, добавьте в интерьер экзотических животных,
страусиные перья, горы битой дичи, разнообразные парчовые тряпки – и перед вами
Новицкий. Но иметь дома портрет жены или дочери кисти Казимира – это, как
говорит Маня, круто.
К слову сказать, о художнике почти не
сплетничали. Молодой, едва за сорок, богатый, он представлял собой лакомую
добычу для девиц на выданье и разведенных молодок. Но никаких шумных романов,
никаких громких любовных историй. Одно время даже поговаривали, что Казик
«голубой», но слух не нашел подтверждения.
Белозубо улыбаясь, симпатичный художник сообщил
в одном телеинтервью, что поляки – однолюбы. И он просто не нашел свою
единственную.
Жил Казик, несмотря на миллионы, тихо. Не
устраивал шумных вечеринок и застолий, не шлялся по тусовкам, рассказывая о
своих планах.
Скорее всего, Новицкий все время просто
работал как каторжный.
Услышав фамилию владельца авто, Наташка пришла
в безумный ажиотаж и решила сама поехать к нему и узнать, кому из знакомых
Казимир давал машину.
Роскошную дверь квартиры открыл пожилой мужик.
Он окинул взглядом Наташкин костюм, оценил серьги, часы и, приняв подругу за
очередную заказчицу, препроводил ее в мастерскую.
Картина, представшая перед Наташкой в огромной
студии, ошеломляла.
Посреди гигантского, неизвестно сколько
метрового помещения стоял старенький, заляпанный красками мольберт. Левее
находились подмостки с креслом, навевавшим мысли о троне. За царским стулом
пламенела штора цвета старого бургундского вина. Вокруг кресла в беспорядке
валялись живые розы «Мария-Антуанетта» нежного красного цвета. Тут же
возвышалась позолоченная этажерка с эмалевой вазой, наполненной виноградом
«Изабелла».
В кресле сидела… Сонька. Бывшая госпожа
Арцеулова выглядела ослепительной красавицей. Всегда небрежно стянутые в пучок
рыжеватые волосы теперь вольготно лежали на ослепительных плечах. Очевидно,
где-то за ее головой находился скрытый источник света, потому что Сонькина
шевелюра искрилась и переливалась, как елочная игрушка. Крупное тело Сони,
обычно упрятанное в бесполые учительские костюмы, сейчас плотно облегало
вечернее платье из белого атласа. На колонноподобной шее сверкало варварски
великолепное ожерелье из кровавых рубинов. Элегантные ножки 40-го размера были
вбиты в узенькие лодочки цвета бордо. На руках Сонька держала гигантского
черного кота с золотой цепочкой на шее. На цепочке висел колокольчик. Увиденная
картина настолько ошеломила подругу, что она сумела только пробормотать:
– Соня, брось кошку, у тебя же аллергия!
Удивительно похожая на героиню германского
эпоса, Соня проговорила каким-то не своим, грудным и чарующим голосом:
– Не поверишь, Наталья, но от Клауса у
меня нет аллергии.
Стоящий у мольберта высокий красивый мужчина в
старых джинсах и клетчатой рубашке повернулся к Наташке, потом обратился к
Соньке:
– Любимая, познакомь нас.
– Знакомьтесь, – проговорила Соня,
царственно поднимаясь со своего трона, – Казимир Новицкий, мой жених,
Наталья Макмайер, баронесса.
– Побойся бога, – не выдержала
Наташка, – какой жених, ты же замужем!
– Уже нет, – небрежно заметила
новоявленная Брунгильда, поглаживая омерзительного Клауса. – Господин
Арцеулов выгнал меня на улицу, оставил одну в чужом городе без денег. Спасибо,
судьба послала Казика, а то ведь я могла сейчас лежать на дне Москвы-реки.
И женщина прижала пальцы, унизанные кольцами,
к вискам, подчеркнув драматизм сказанного этим новым, незнакомым Наташке
жестом.
Ошалелая Наталья машинально пересчитала
перстни – семь штук!
Художник заволновался:
– Дорогая, тебе нельзя нервничать, помни
о своей мигрени. Если баронесса не обидится, отложим разговор на другое время.
– Нет, милый, – проворковала
Сонька, – ситуация и в самом деле двусмысленная, и ее следует разрешить
как можно быстрей, нельзя пятнать честную фамилию Новицких.
– Какое благородство, – восхитился
Казимир, – ради чести забыть о слабом здоровье!
Угольно-черный Клаус добавил: «Мяу» – и
тренькнул колокольчиком.
Наташке показалось, что она находится среди
персонажей сказки Гауфа.
Приехав домой, подруга незамедлительно собрала
в гостиной военный совет.
– Приедет сладкая парочка часов эдак в
восемь. Казик сказал, что раньше не получится: он хочет поработать, а потом
Сонька должна отдохнуть, покушать, принять ванну.
При этом сообщении Левка взбесился, и именно в
этот момент на сцене появилась я.
К визиту блудной жены подготовились
основательно. Наташка влезла в серебристый брючный костюм, в котором ездила на
церемонию вручения премий на Каннском фестивале. Из драгоценностей практически
ничего, только у воротника камея бабушки Макмайер. Зайка нацепила простенькое
черненькое платьице, цена которого в салоне «Шанель» равнялась месячной зарплате
служащего банка; на тоненьких руках загадочно мерцали сапфировое и брильянтовое
кольца. Аркадий предпочел спортивный стиль – рубашка и простые слаксы от Пако
Рабанна. Машка надела форму своего суперпрестижного лицея – юбочка в складочку
до середины лодыжки, белая блузка, строгий синий пиджак с двумя буквами на
кармане «L. A.». Кто знает – поймет. Кошки разгуливали в жемчугах, Жюли
прикрепили к челке изумрудную подвеску, Снап бряцал серебряным ожерельем с
бирюзой, Хуч был украшен аметистами. Маня, ругаясь сквозь зубы, пыталась
подобрать золотую цепь для необъятной шеи Бандика.
– Боюсь, цепей такого размера нет, –
проговорил Аркадий, глядя на ее старания.