– Заинька, смотри-ка, ты так здорово
похудела! Моя невестка похожа на вязальную спицу, но отчего-то считает себя
ожиревшей свинкой и вечно сидит на диете. Мелкий подхалимаж мужа не произвел на
нее никакого действия.
– Кто дал Ваньке шоколадку?
– Я, – кинулась на помощь Маня, – я!
Зайка с недоверием взглянула на девочку и покачала головой.
– Какой шоколадкой угостила племянника?
– “Аленкой”.
– Никогда не ври! – возмутилась Ольга. –
Какой-то идиот, и я знаю, кто он, дал мальчишке гигантский “Фрутс энд натс”, и
теперь глупый ребенок похож на больного псориазом и все время чешется!
Ее карие глаза метали молнии. Несчастный
супруг вжал голову в плечи и постарался стать ниже ростом.
– Ну я пошла, – протрубила Маня, – уроков
назадавали!
И она со скоростью молнии ретировалась из
столовой, за ней понеслись собаки. Зайка продолжала буравить Кешку негодующим
взглядом. Я предпочла оставить поле надвигающейся битвы, решив, не откладывая,
съездить в организацию с милым названием ГУИН.
В маленькой приемной не оказалось ни одного
человека – ни посетителей, ни секретарши. Шесть пустых стульев, и все тут.
Дверь с табличкой “Начальник” была распахнута настежь. Внутри маленькой комнаты
виднелись стол и два стула. На одном сидела женщина лет пятидесяти, с приятным,
интеллигентным лицом. На другом – звероподобный парень, весь в наколках.
– Подумай сам. Горюнов, – тихо говорила
женщина, – кто же разрешит тебе проживать в Москве. Ты ведь у нас особо
опасный, так?
– Так, – благодушно согласился парень.
– Давай я тебе материальную помощь
выпишу, справку дам и в Тверь отправлю. Устроишься на работу, может, хоть
чуть-чуть на воле поживешь, зубы вылечишь. А то стыд смотреть, тридцати нет, а
во рту одни пеньки. Ты уж сначала коронки поставь, а только потом за старое
принимайся, а то опять в тюрьму беззубым попадешь. Воровать ведь не бросишь?
Парень задумчиво почесал в затылке.
– Имидж у меня такой – вор. А в Тверь
ехать! Если бы все мусора такие были, как вы, Валентина Никаноровна, я точно бы
завязал. Только вы такая одна на все МВД, взяток не берете, по зубам не
колотите и как с человеком разговариваете. В Твери небось сразу бабки за
прописку потребуют!
– Не говори глупостей, – Горюнов, –
сказала Валентина Никаноровна, – позвоню в Тверь, прослежу. Давай, иди деньги
получать.
Парень шмыгнул носом и вышел в приемную.
– Следующий! – крикнула женщина. Я вошла
в кабинетик и внимательно посмотрела на начальницу. Милое, располагающее лицо,
в глазах – доброта. Такой типаж скорей встретишь в школе. Этакая пожилая
учительница, любимица детворы. Но в приемной ГУИНа?!
– Слушаю все внимательно, – сказала
Валентина Никаноровна.
И внезапно я рассказала ей все: про диспансер,
болезнь, врача Шаранко, смерть Катюши и письмо Романа. Валентина Никаноровна
вздохнула:
– Ох, жаль парня. Тяжело на зоне, если
дома никого. И дело даже не в том, что посылок не пришлют. Иная мать ничего,
кроме лука, и не привезет, но морально поддержит. – Она порылась в большом
справочнике и дала мне адрес, потом позвонила в колонию и сказала:
– Андрей Михайлович, это Валентина
Никаноровна из ГУИНа. Там у вас Роман Иванович Виноградов, 1978 года, в седьмом
отряде. Так вот, к нему тетка собралась, а в личном деле ее нет. Она к вам
подъедет… Как приедете, идите сразу к начальнику, напомните о моем звонке, а то
не пустят на свидание.
Не успела она договорить, как на пороге
появился коренастый паренек с букетом.
– Вот, – сообщил он радостно, – все,
подчистую, и первым делом к вам.
Сзади мальчишки маячила всхлипывающая мать:
– Ну, Валентина Никаноровна, теперь ведь
можете букет взять – все, освободился.
– Ладно, ладно, – засмеялась женщина, –
давайте ваш веник. А ты, Ромов, смотри больше никогда с уголовниками не
связывайся, дорого за глупость заплатил.
– Ой, дорого, – зарыдала в голос мать, –
если бы не вы…
Я потихоньку выбралась из кабинета.
Оказывается, но любой должности можно остаться челове ком, жаль только, что
такие люди, как Валентина Никаноровна, столь же редки в системе МВД, как алмаз
“Орлов” в природе.
Глава 3
Город Пожаров совсем недалеко от Москвы. По
сухой дороге “Вольво” бежала меньше часа. Загадочная УУ2167 отыскалась на
окраине, возле конечной остановки трамвая. На дороге возник щит “Стой! Режимная
зона. Проезд запрещен”.
Я послушно запарковала машину и пошла вдоль
сплошного бетонного забора с колючей проволокой. Чуть вдали виднелось
приземистое, невысокое здание из красного кирпича. Погода стояла хорошая, и у
открытого окна курили молодые парни. “Зэки”, – догадалась я и крикнула:
– Мальчики, скажите Роме Виноградову, что
к нему тетя из Москвы приехала.
Не успел язык докончить фразу, как на
территории колонии взвыла сирена. По узкой дорожке ко мне уже бежали два парня
с автоматами. Их круглые, почти детские лица наполняла страшная серьезность.
Впереди неслась довольно тощая немецкая овчарка.
– Руки за голову, стоять! – прокричал
один. Второй угрожающе поклацал затвором. Я растерялась:
– Вы мне?
– Тебе, тебе, – обозлился милиционер, –
зачем перекрикивалась с контингентом?
– А что, нельзя?
– Давай двигай на КПП, – окончательно
разозлился парень.
Мы пошли по дорожке. Солнышко припекало.
Ободранная овчарка все время тыкалась носом в
пакет, который я несла в руках. Машинально погладила ее по голове.
– Не смей трогать служебную собаку! –
закричал конвоир.
Овчарка глянула на меня голодными глазами и
опять поддела носом пакет. Я посмотрела на милиционеров. Лет им по
восемнадцать, не больше, тощие шеи торчат из форменных воротничков, личики
мелкие и какие-то несчастные.
– Вот что, мальчики, ваша
служебно-разыскная собачка просто очень голодная. У меня в пакете лежат булочки
с курагой и яблоками. Кто из вас какую хочет?
– Мне с яблоками, – быстро сказал
сердитый.
– Вечно тебе повкусней достается, – заныл
второй.
Собака уселась на пыльную дорогу и начала
бешено мести хвостом. Я открыла пакет и вытащила сдобу. Парни проглотили
угощенье разом, почти не жуя. Потомзапили “Спрайтом” и осторожно закурили
незнакомый “Голуаз”.
