— Я тоже, — рассмеялся Жиль. — Просто… я заметил, что один из его карманов оттопыривается, и в нем что-то звенит… и что он нахально открыт. Мы вернем деньги позже… если Господь сохранит нам жизнь!
Глаза Тима сделались круглее монет, чудесным образом появившихся из кармана промокшего насквозь сюртука его друга.
— Вот это да! — несколько раз повторил он. — Кто бы мог подумать, что бывший кандидат в кюре сумеет так ловко залезть в карман грабителя с большой дороги!
— Если бы ты знал, на что были способны мои предки в прошедшие века, то ты бы не удивлялся. А ведь речь не всегда шла о жизни или смерти, — не без удовольствия объявил последний отпрыск благородного рода владетелей де Лаюнондэ. — Так что, едем в гостиницу?
— Уж меня-то упрашивать не придется!
Секунду спустя друзья уже сидели у камина.
Поставив ноги на подставку для дров, они глядели, как дымятся подошвы их обуви, и попивали кипящий грог, за которым должен был последовать ароматный и густой луковый суп. Жиль расположился так, чтобы видеть дорогу и пристань парома.
— Тебе бы надо немного поспать! — заботливо сказал Тим, после того как суп был съеден. — Не думаю, что они доберутся сюда раньше вечера. Я бы и сам охотно поспал…
— Спи, если хочешь! Я спать не буду… Я разбужу тебя, если увижу что-нибудь подозрительное…
— Если ты не поспишь сейчас, то вечером будешь никуда не годен!
— Что ж, посплю в седле, а ты послужишь мне поводырем. И кто знает, может быть, мы сегодня не уедем отсюда…
Жиль прислонился спиной к камину, чувствуя приятную истому от его огня; однако он был начеку и внимательно следил за всем, что происходило на дороге. Время шло и шло, а он пил чай, чашку за чашкой, иногда перекидывался парой слов с ополченцами, заходившими в гостиницу погреться, или с хозяйкой гостиницы, маленькой,
тощей, ходившей вприпрыжку женщиной. Она была одета в черное, как и подобает вдове, но ее поблескивающие глаза с видимым интересом глядели на всякое существо мужского пола, попадавшее в поле зрения.
Высокий белокурый юноша, с такой элегантной небрежностью носивший донельзя обтрепанные одежды, привлекал ее внимание своими небесно-голубыми глазами, которые на его загорелом, почти как у индейца, лице походили на окошки, сквозь которые видно утреннее небо. Хозяйка то и дело подходила к нему, что страшно раздражало Жиля, потому что ее черные юбки заслоняли окно, сквозь которое он наблюдал за происходящим снаружи.
После рассказа о героической смерти мистера Салливена, ее дорогого супруга, павшего в битве при Монмут-Корт-хаус, она пустилась в воспоминания о признаниях в любви и поцелуях под цветущими яблонями Норткастля, как вдруг необъяснимое чувство тревоги заставило Жиля встать.
— Извините меня! — бросил он хозяйке и подошел к окну: сердце его бешено забилось при виде двух всадников, подъехавших к парому и разговаривавших с охранявшими его ополченцами.
Всадники были одеты в одинаковые коричневые камзолы с серебряными пуговицами и темные плащи, на головах у них были черные треуголки, но, взглянув на их лица, Жиль понял, что это и есть те, чьего появления он так упорно поджидал. Это были Джошуа Смит и английский майор, одетые как честные американские буржуа!
Переговоры между вновь прибывшими и ополченцами затянулись. Вдруг Жиль увидел, как англичанин достал из-под плаща лист бумаги, протянул его ополченцу, который принял бумагу со скучающим видом, прочел, затем пожал плечами как человек, вынужденный делать что-то нехотя, и пошел к хижине паромщика, а всадники не спеша взошли на паром.
Проклиная все на свете. Жиль подскочил к Тиму, столкнул его со скамьи, где тот спал, и подтащил к окну.
— Смотри… Они нашли выход!
Затуманенные сном глаза Тима сразу прояснились, он изрыгнул такие проклятья, что его отец-пастор заболел бы, если бы услышал своего сына, затем ринулся к двери, почти сорвав ее с петель в яростном порыве, и что было мочи побежал к посту ополченцев. Жиль мчался следом за ним, но, как они ни спешили, все равно не успели: паром отошел от берега и его уже далеко отнесло течением.
— Какого черта! — завопил Тим, не помня себя от возмущения и ярости. — Вот уже несколько часов мы сидим в этой харчевне из-за того, что ваш проклятый паром не ходит больше на тот берег якобы по приказу свыше! Так почему же те двое переправляются на нем?
Ополченец с флегматичным видом пожал плечами, достал из кармана трубку и медленно принялся набивать ее.
— Никак нельзя было отказать им, старина! У них есть приказ от самого главного, пропуск, подписанный самолично генералом Арнольдом! Не годится отказывать такой важной персоне! И нечего так злиться, старина! — добавил он, не обращая ни малейшего внимания на выкрики и брань Тима.
Жиль рассмеялся, желая успокоить своего друга. И, боясь, как бы ополченец не разозлился, поспешно сказал:
— Тим, этот человек прав! Кричать тут бессмысленно: даже при демократии бывают такие несправедливости!
И, обратившись к ополченцу, Жиль спросил:
— Наверное, эти господа по меньшей мере члены Конгресса, раз у них есть такой пропуск? Вы случайно не знаете, куда они направляются?
Обрадованный неожиданной поддержкой, ополченец ухмыльнулся, затем величественно сплюнул и ответил:
— Члены Конгресса? Да что вы! Это Джошуа Смит, богатый фермер, которого здесь все хорошо знают, а тот, другой, — его двоюродный брат из Олбани. Они едут в Лонг-Гроув, что в двух милях отсюда, к Пендлтону, родственнику Смита… и, кажется, по важному делу!
С этими словами ополченец удалился, оставив Тима и Жиля смотреть на реку, которая будто насмехалась над ними.
— Нужно переправиться! — сказал Жиль сквозь зубы.
— Без парома это невозможно сделать, а уж тем более с лошадьми! Я вижу только один выход.
— Какой же?
— Дождаться ночи, когда все уснут, и угнать паром.
— Да, но при условии, что он вернется, в чем я сомневаюсь, ведь паромщик живет на том берегу. Он, должно быть, страшно рад, что его «вынудили» вернуться домой!
Казалось, что спокойствие начинает изменять Жилю.
— Нужно спуститься еще дальше вниз по реке и найти другой паром! А ведь ты говорил мне про брод, где англичанин обязательно должен будет пройти… Главное, очутиться там раньше него!
— От этого места река становится гораздо шире.
Нам придется дойти до самого Тэппена, чтобы сесть на паром в Доббс-Ферри, а потом подняться вверх по течению до Кроттон-Ривер.
Друзья возвратились в гостиницу в самом мрачном настроении, не утешила их даже широкая улыбка миссис Салливен, которая испугалась было, что «красавчик» уйдет, не заплатив.
— Ужин будет готов через минуту, — весело объявила она. — Скажу не хвалясь, что вы останетесь довольны. А затем я приготовлю для вас по хорошей комнате. Заведение у меня скромное, но в моих комнатах есть все, что пожелаете… если только вы не поспешите продолжить ваше путешествие и не захотите после ужина переправиться на другой берег!
