Глава 12
Я уже говорила, что апартаменты, которые занимает семья Петровых-Гудковых, состоят из двух квартир. Я никогда не интересовалась, каким образом Ладе и Илье Николаевичу удалось отхватить роскошную, по советским временам, жилплощадь. Думаю, в семидесятых годах подруги художницы, заглядывая к ней на огонек, испытывали приступы совсем не белой зависти. У Петровых хоромы, даже в наши дни считающиеся большими. В результате продуманной перепланировки почти все длинные, извилистые коридоры были присоединены к жилым помещениям.
Я вошла в кладовку и увидела Настю, лежавшую без чувств на полу головой к порогу. Рядом валялись старинный чугунный утюг, ласты и пакет с тряпьем.
«Скорая» добралась к дому через полчаса. Все это время я сидела рядом с Настеной, держала ее за руку и безостановочно повторяла:
– Я здесь, рядом, все будет хорошо…
Прервалась я лишь для того, чтобы сделать звонок Федору Барбосову, нашему общему приятелю, который работает врачом в больнице, и, слава богу, он оказался на месте.
Настя не отвечала, даже не шевелилась, и я не знала, слышит ли она мои слова. Отсутствие крови внушало надежду, что у нее всего-то сотрясение мозга. Кстати, откуда тут допотопный утюг и как он угодил в голову Гудковой?
Потолки в квартире высокие, поэтому здесь есть несколько объемных антресолей, в том числе и в кладовке. Я задрала голову, увидела открытые фанерные дверцы и мигом сообразила, что произошло: Настена вошла в чулан и хлопнула дверью о косяк, от сотрясения хлипкие створки антресоли распахнулись, и из ее недр выпали невесть зачем хранимые там вещи – ласты, пакет с тряпками и утюг. Последний и угодил подружке по голове.
В тот момент, когда Настю погрузили на носилки, домой вернулась Лада.
Узнав, что с дочерью случилось несчастье, она схватилась за сердце, села на стул в прихожей и застонала:
– Пол с потолком местами меняются… Мне плохо! Помогите! Инфаркт начинается!
Двое спешно вызванных мною дворников-таджиков понесли носилки с Гудковой к машине, и врач получила возможность измерить давление Ладе.
– Не беспокойтесь, – сказала она, – сто двадцать на восемьдесят, пульс тоже в норме. Выпейте валокордина, а еще лучше просто некрепкого чая.
– По-вашему, я здорова? – впала в истерику художница. – Дочь на краю гибели, а мне хорошо?
– Со стороны давления проблем нет, – увильнула от прямого ответа докторица.
Я разозлилась на Ладу, но удержалась от комментариев и схватила куртку.
– Поеду с Настей.
– Нет, – засуетилась художница, – я сама! Надеюсь, в приемном покое найдется нормальный врач, способный понять, в каком ужасном состоянии находится женщина, у которой погибает дочь. Лампочка, сделай одолжение, накорми Илью Николаевича ужином.
– Его нет дома, – отчеканила я, – он отправился вроде в библиотеку.
– Да? – переспросила Лада. – Но он же вернется, не обнаружит никого дома, разнервничается.
– Мы можем взять только одного сопровождающего, – заявила врач, направляясь к двери, – определяйтесь быстрее.
– Рядом с дочерью должна быть мать! – истерично воскликнула Лада.
– От меня в больнице будет больше толка. По крайней мере, я не заставлю медиков бегать вокруг меня кругами по причине отсутствия инфаркта, – ляпнула я.
Лада никак не отреагировала на мои слова и быстро накинула пальто. Я поняла, что дальнейший спор невозможен. Ладе нужно всегда находиться в центре внимания, даже во время чьей-то свадьбы или похорон она сделает так, что народ кинется к ней, – непременно упадет в обморок или схватится за сердце. Врач, похоже, раскусила Петрову. Во всяком случае, она сжала губы и сказала:
– Пусть лучше подруга с пострадавшей едет, а вы вызовите терапевта из поликлиники.
– Нет! – почти взвизгнула Лада. – Мне очень плохо!
Художница выбежала на лестницу, а я посмотрела на врача.
– У меня к вам просьба. Можете доставить Гудкову в больницу на бульваре Крылова?
– Ну… в принципе, да, – заколебалась врач. – А почему туда?
– В этой клинике работает наш общий с Настей приятель, Федор Барбосов, – пояснила я, демонстративно вынимая кошелек. – Думаю, будет лучше, если она попадет к своему человеку, а не к постороннему.
Доктор быстро спрятала полученные от меня купюры.
– Хорошо. Только позвоните своему другу, пусть он нас в приемном покое ждет.
– Я уже договорилась с Барбосовым, – заверила я. – Он готов принять Гудкову, проблем не будет.
Оставшись одна, я постояла минуту около вешалки, а затем пошла в чулан, чтобы навести там порядок.
Настя не успела взять варенье, утюг свалился на нее, едва она перешагнула порог. Я отлично знала, что стремянка хранится в той же кладовке, висит на крючках, приделанных к одному из стеллажей, но сейчас ее на привычном месте не оказалось – она была просто прислонена к полкам, на которых рядами стояли стеклянные банки. Понятно: тот, кто последним пользовался лестницей, поленился вернуть ее на место. Кстати, это не так легко. Как правило, консервы с самого верха достает Настена. Ладе трудно лазить по стремянке, а Илья Николаевич, скорее всего, даже и не знает, что в квартире есть «погребок» с припасами. Подруга не раз ругала мастера, который оборудовал чулан. Снять стремянку очень легко, а вот повесить назад сложно, потому что снизу плохо видны небольшие крючки.
– Надо переделать чертовы крепления, – злилась всякий раз Настя, принося на кухню очередную банку с припасами.
Но все оставалось по-прежнему.
Я аккуратно установила лесенку, схватила пакет с тряпками, залезла под потолок и заглянула внутрь антресоли. Там горела двадцатипятиваттная лампочка, но ее света вполне хватило, чтобы рассмотреть кучу разнокалиберных и совершенно, на мой взгляд, ненужных вещей. Ну вот зачем хранить цинковое ведро и ребристую доску, при помощи которой в былые времена женщины стирали белье, если в доме есть автоматическая машинка? А несколько старых абажуров, сложенных пирамидой, тут к чему? В квартире повсюду горят хрустальные люстры! А вон там, в глубине, лежит свернутый в рулон сине-белый ватный матрас, я не видела таких уже много лет. А в пакете, который я держу в руках, собраны обгорелые прихватки-рукавички да застиранные льняные фартуки. О чем думают люди, накапливая подобную ерунду? По-хорошему, весь этот хлам давно пора оттащить на помойку. Жаль, что я не имею права вышвырнуть эту «красоту».
Я положила пакет на антресоль, начала спускаться, чтобы взять ласты, произведенные, наверное, еще во времена Ивана Грозного, и остановилась на полпути.
Минуточку! Давайте еще раз восстановим то, что случилось в чулане.
Гудкова, излишне разнервничавшись, помчалась в кладовку. Я очень хорошо знаю, что ее успокаивает сладкий чай. Но вчерашние гости истребили все запасы сахара, и Настена решила пустить в ход варенье. Войдя в чулан, она не придержала рукой дверь, а та со всего размаха ударилась о косяк. Легкие створки антресолей распахнулись, выпала часть вещей (узлы большинство хозяек любит запихивать до упора)… Ну и что тут странного? Свет! Лампочка не вспыхивает автоматически, кто-то должен был нажать на выключатель, расположенный возле входа в чулан. Значит, дверцы антресоли открылись не сами, здесь до прихода Настюши находился человек, который рылся в вещах.
