– Мать, – устало вздохнул
Кешка, – все преступники заявляют, что они невинны, словно младенцы! Но
надо же меру знать. В данном деле отрицать что-либо глупо!
Выяснилось, что около полуночи Макс вернулся
домой. Его видела соседка с первого этажа Анна Михайловна. Ночь стояла знойная,
женщина никак не могла заснуть и курила на скамеечке возле дома. Вместе с ней
сидела и Наташа Симонова из 22-й квартиры, гулявшая со своей таксой. По их
словам, Максим приехал на джипе, загнал машину под навес и пошел в подъезд. По
дороге он вежливо поздоровался с женщинами и даже перебросился с ними парой
слов по поводу невероятной жары. Ошибиться дамы не могли, так как обе прекрасно
знают Полянских. Не прошло и пятнадцати минут, как Макс выскочил из подъезда в
безумном состоянии. Он вихрем пронесся мимо мирно болтавших соседок, вскочил в
джип и умчался. Наташа заметила на брюках бежавшего большие темные пятна.
При обыске со дна громадного бачка для
грязного белья оперативники вытащили слаксы бежевого цвета, все заляпанные
кровью. Макс клялся, что давно не надевал этих штанов, но группа крови совпала
с группой крови убитой. Более того, экспертиза свидетельствовала, что это кровь
одного и того же человека – Вероники Медведевой. К тому же допрошенная
секретарша Тамара Павловна сообщила, что хозяин вечером просто жутко поругался
с супругой. Еще она насплетничала про связь Полянского с молоденькой
студенткой, и оперативники сделали единственно возможный шаг: арестовали Макса,
предъявив ему обвинение в убийстве.
Я притихла. Столько доказательств! Ну что за
дурак! Убегать на глазах у болтливых соседок. Почему не воспользовался черным
ходом? Дом на улице Воронова строили в конце 30-х. На кухне имелась дверь
«служебной» лестницы. Когда Нина Андреевна посылала меня в свое время на рынок,
возвращаться с картошкой следовало именно через кухню, чтобы не трясти в холле
грязными сумками. Частенько пользовался запасным выходом и Макс, когда хотел
незаметно проникнуть в дом. Наружная дверь открывается в небольшой грязноватый
проулочек, там стоят мусорные бачки. Редко кто из соседей прогуливается в
подобном месте. Почему не побежал туда?
Зачем хранил такую улику, как окровавленные
слаксы? Не разумнее ли выкинуть их подальше от дома в разных местах,
предварительно разрезав на части? И уже просто глупо прятать «беретту». Утопить
в Москве-реке, да и дело с концом. Макс, конечно, не светоч разума, но и не
дебил. Он что, хотел, чтобы его поймали?
Потом, Нина Андреевна рассказывала о
пепельнице, полной окурков. А соседки уверяют, что Макс выскочил назад почти
сразу, от силы через пятнадцать минут. Как можно искурить столько сигарет за
подобный срок?
Было еще кое-что. В тюрьме он сказал мне, что
не убивал Веронику. Причем поклялся здоровьем матери. Вот это серьезно. Нину
Андреевну Максим любит до беспамятства и клясться всуе ее здоровьем не станет.
Аркашка вздохнул:
– Завтра поеду в тюрьму, попробуем
выстроить линию защиты. Предположим, она ему изменила. Узнал случайно, схватил
в состоянии аффекта пистолет…
– Нет, – тихо сказала я, – так
не пойдет. Его же осудят!
– За аффект много не дадут, – отмахнулся
Аркадий, – в особенности если приведем свидетелей, которые расскажут о
безобразном поведении Вероники. Ну, пила, гуляла, дебоширила. Главное, чтобы
признался и начал плакаться: не хотел убивать, случайно вышло. Искреннее
раскаяние хорошо действует на судей.
– Нет, – продолжала настаивать
я, – он не виноват.
– Мать, – вспылил Аркадий, –
кончай идиотничать.
– Хорошо знаю Макса. Убивать женщину, да
еще стрелять из пистолета в лицо – для него невероятно!
– Слушай, – окончательно обозлился
Кешка, – значит, на процессе в ответ на все выдвинутые доказательства я
должен встать и с серьезным видом заявить: «Подсудимый не виновен, так как он
не любит убивать женщин выстрелом в лицо!»
– Ну, – промямлила я, –
конечно, звучит неубедительно и смешно.
– Вот именно. Если будет упираться рогами
и настаивать на невиновности, судья впаяет ему по полной программе, мало не
покажется. Есть только один путь: раскаиваться, плакать и терзаться муками
совести, напирая на аффективное состояние. Или…
– Или… – поторопила я, видя, что сын
замолчал.
– Или ищи настоящего убийцу, раз так
уверена в невиновности Полянского, – прошипел Кешка и, стукнув кулаком по
журнальному столику, ушел.
Я медленно стала подбирать упавшие газеты и
рекламные листовки. Такая мысль не приходила мне в голову. А правда, что, если
самой попробовать разобраться в этой темной истории? Сдается, Макса просто
подставили, вот только зачем?
На следующий день утром Кешка поехал в
Бутырскую тюрьму, а я – к Максу в офис.
В отсутствие Полянского хозяйничал Леня
Кошкин. Вернее, Леонид Сергеевич, жуликоватого вида парень с бегающими
глазками.
– И чего вам надо? – довольно злобно
осведомился он. – Макс – дурак. Где это видано – самому убивать? Умные
люди нанимают киллера. Лох!
Тамара Павловна, седовласая дама, восседала у
двери опечатанного кабинета. В свое время Максим выбрал женщину из множества
других претенденток. Отвергнув девиц с роскошными ногами, он остановился на
бывшей учительнице русского языка.
– Не нужны мне соблазны на рабочем
месте, – шутил Полянский, – а Тамара Павловна игривых мыслей не
вызывает и юбки носит нормальной длины.
Макс не прогадал. Преподавательница оказалась
великолепной работницей. Никогда не опаздывала на работу, не пила, не курила,
четко выполняла все поручения.
– Сижу как за каменной стеной, –
сообщал Макс приятелям, удивлявшимся, что в приемной правит женщина почти
пенсионного возраста, – а у свиристелок только танцы на уме. Нет, свою
секретаршу ни на какую другую не променяю.
– Чем могу помочь? – церемонно
осведомилась дама, увидев, как я притормозила у конторки.
– Принесла привет от Максима Андреевича
из тюрьмы, – шепнула я.
– Пойдемте, – прошептала в ответ
Тамара Павловна, косясь одним глазом на дверь кабинета Кошкина.
Мы тихонько, почти на цыпочках выскользнули из
офиса и сели в небольшом уличном кафе.
– Как он там, бедняга? –
поинтересовалась секретарша. – Всегда знала, что Вероника его до добра не
доведет.
– Почему?
