– Отец сам поместил ее сюда, –
мотивировала она свой отказ.
Я водрузила сувенир на место. Интересное дело,
кто же это убежал из квартиры? Может, забыла закрыть дверь, и мелкий домушник
зашел в холл, уронил картиночку, услышал мой голос…
Я побрела в спальню и распахнула гигантский
платяной шкаф. На плечиках аккуратно висело безумное количество платьев, блузок
и брюк. Три шубы были надежно спрятаны от моли в бумажных пакетах. В комоде
много белья, на трюмо – горы косметики и разнообразные флаконы французских
духов. Я продолжала рыться в чужих вещах. Удивляло полное отсутствие
драгоценностей. У такой дамы, как Вероника, их должно быть видимо-невидимо. Но
нигде не нашлось даже самого простенького колечка. И полное отсутствие всяких
бумаг: ни писем, ни квитанций, ни дневников.
Аккуратно убранная комната казалась
гостиничным номером, откуда спешно съехали постояльцы, забыв в шкафу носильные
вещи. Ничто не напоминало о хозяйке.
Походив еще для порядка по комнатам, я решила
побеседовать с Епифаном Блистательным.
Дом моделей, где создавал свои бессмертные
творения модельер, устроился в бывшем детском саду. На первом этаже магазин
эксклюзивных авторских вещей. Я вошла внутрь и принялась ворошить вешалки.
Миленькие вещицы! В особенности вот это коротенькое зеленое платьице с красными
рюшами и черными пуговицами. Я бы порекомендовала его дамам, чьи мужья страдают
от тучности. Наденешь дома такой прикид, и у супруга от ужаса аппетит пропадет.
Но, поглядев внимательно на ценник, сообразила, что несчастный мужик лишится
еще и сна. Жуткая шмотка стоила ровнехонько две тысячи баксов. Я в задумчивости
разглядывала костюмы, когда ко мне подошла худая высокая девушка с каким-то
дерганым, нервным лицом. У бедолаги был тик. Левая щека вдруг начинала мелко
подергиваться, искажая правильные черты.
– Что-нибудь выбрали? – с
профессиональной учтивостью осведомилась подошедшая.
Я вздохнула:
– Вещи точно эксклюзивные?
– Малые партии, – пояснила
продавщица, – всего пять-шесть экземпляров.
– Ну, – недовольно протянула
я, – это никак не подходит, купишь, а потом еще с кем-нибудь столкнешься.
У вас что, нет авторских работ?
– Вы имеете в виду единичные варианты?
Они на втором этаже, но подобные вещи дороже.
Я царственно махнула рукой:
– Проводите!
В большом зале с зеркальными окнами горел
мягкий желтоватый свет. Хитро придумано – при таком освещении даже Мафусаил
станет похож на милого юношу. По периметру стояли жуткие черные манекены с
голубыми волосами, этакие чернокожие Мальвины. Платья, костюмы и что-то
напоминающее мешки для сахара… К одному из таких мешков меня и подвела
продавщица.
– Вот, – ткнула девушка рукой в
прикид, – абсолютно эксклюзивная вещь, авторский вариант.
Я повертела ценник:
«Модельер Галина Берестова, вечернее платье
«Очарование». Цена 120 тысяч».
Недовольно отодвинув предложенное, я капризно
протянула:
– Какая-то Берестова! Хочу работу Епифана
Блистательного!
Девушка вздохнула:
– Вещи, сделанные господином
Блистательным, уникальны, просто произведения искусства. Носить их в обыденной
жизни не рекомендуется, да и цена окажется вам не по карману. Подберите
что-нибудь на первом этаже, – и она с презрением уставилась на мой
сарафанчик от Гуччи, простенький и неприметный.
Нахалку следовало поставить на место.
– Детка, – снисходительно
прогундосила я, доставая из сумочки платиновую кредитную карточку, – моих
средств хватит не только на то, чтобы купить эти чехлы для артиллерийских
орудий, но и все ваше здание с прилегающей территорией. Поэтому возьмите свои
безупречные ноги в ловкие руки и быстренько сообщите господину Блистательному о
приходе крайне выгодной клиентки.
Дернув щекой, девчонка убежала. Я достала
«Голуаз» и, сев в кресло, сладко затянулась, стряхивая пепел на пол. В конце
концов, я «новая русская» или кто?
Пяти минут не прошло, как из-за белой
позолоченной двери выскочил человечек. Примерно метр шестьдесят от пола. Но
недостаток роста компенсировала длина волос. На голове у коротышки красовалась
львиная грива буйных крашеных кудрей. Довольно полный животик нависал над
белыми «ливайсами», верхняя часть тела была упакована в глянцевую кофту без
признаков рукавов.
– Вы хотели меня видеть? –
осведомился мужичонка писклявым голосом.
Ей-богу, фамилия Сыкунов подходила ему куда
больше.
– Если вижу перед собой господина
Блистательного, то да. А что, здесь всегда так хамски встречают клиентов? У вас
их, как мне кажется, не много, следует беречь каждого!
– Что имеете в виду? – изумился
Епифан.
– Когда прихожу в Дом «Шанель», угощают
кофе и манекенщицы демонстрируют наряды, у Пако Рабанна всегда приносят
пирожные, а у вас за десять минут три раза намекнули, что вещи слишком дорогие
и одеваться лучше на вьетнамском рынке.
Модельер просто почернел от злости.
– Уйди с глаз долой, убоище, –
прошипел он сквозь зубы перекошенной девице. – Руки не доходят уволить, из
жалости держу дуру. Пойдемте, пойдемте.
И он повлек меня в кабинет. Впрочем, внутри
помещение больше походило на спальню престарелой кокетки. Кругом белый атлас,
розовый тюль и рюшечки, бантики, оборочки, складочки…
Тут же появились растворимый кофе и кекс.
Милостиво отщипнув кусок клеклого теста, я сообщила:
– Видела в газете платье из ремешков для
часов! Хочу такое.
Епифан развел руками:
– Увы, продано. Но много других моделей.
И он начал показывать снимки.
В Париже часто хожу на дефиле. Мне нравится
яркое, праздничное зрелище, мишура почти театральных костюмов, невероятные
прически и макияж. И на фото, которые демонстрировал Епифан, сразу увидела
много знакомого. Вот это платьице, связанное под рыболовную сеть, показывал
Пако Рабанн, а костюмчик из блестящей «железной» ткани – Гуччи.
– Сделайте второе платье из
ремешков, – потребовала я.
– Невозможно, – сообщил Епифан.
– А вот «Скандалы недели» уверяли, что вы
просто сдираете фасоны у других модельеров, – решила я вызвать
Блистательного на скандал.
И весьма преуспела. Епифан так и подскочил:
– Клевета, полнейшая клевета!
– Там и фото дали, действительно очень
похоже на вещь Пако Рабанна.
