Старуха продолжала картинно возмущаться, но я
уже шла к гаражу. Значит, тут Круглый меня не обманул. Может, все остальное
тоже правда? Тогда где миллион и не из-за него ли Макса запихнули в тюрьму?
Откуда Семен знал про деньги, если Иван Михайлович четко сказал: никто не
подозревал о торговле антиквариатом. Выходит, лучшему другу Макс рассказал?
Голова шла кругом от бесконечных вопросов.
Ладно, трудности следует решать по мере их поступления, как говаривала моя
бабушка, а я привыкла ее слушаться. Сначала съезжу в Фоминск и поищу там следы
Яны. Все-таки очень хочется поговорить с девушкой.
Дорога была превосходная, солнышко приятно
светило, и в пути я чудесно поела в придорожной закусочной. Наши магистрали все
больше начинают походить на европейские: тут и там автозаправочные станции с
ресторанчиками и туалетами, буквально на каждом шагу попадаются какие-нибудь
торговцы, просто приятно.
В самом радужном настроении я вкатилась в
Фоминск и припарковалась на площади. Вокзальчик так себе – облупившееся
двухэтажное здание, построенное, очевидно, в начале пятидесятых. Все в
колоннах, скульптурах, непременные серпы с молотами.
Поезд из Москвы, как правило, останавливался
на первом пути. На платформе обнаружилась только одна скамейка, возле нее
стояло несколько женщин с корзинками и ведрами. Я села на лавочку, и тут
подлетел экспресс Москва – Львов. Бабы кинулись к вагонам, предлагая
разнообразные пирожки, отварную картошку, жареную рыбу и сосиски. Но
покупателей оказалось мало, то ли еще не съели дорожные припасы, то ли не
успели проголодаться.
Свистнув, состав умчался. Женщины, утирая лбы,
попадали на скамеечку, я почувствовала крепкий запах пота.
– Ох, жисть поганая, – проговорила
одна.
– И не говори, раньше уважаемыми людьми
были, на фабрике работали, а теперь по вагонам со жратвой мотаемся, –
вздохнула другая.
– Ладно бы с харчами, – влезла в
разговор третья, – а то Клавка вон презервативами торгует, со стыда
сгореть можно.
Они замолчали, я закурила. Женщины
демонстративно покашляли, потом самая потная и толстая осведомилась:
– Поезд ждете? Лучше в вокзале, теперь до
часу ни один не остановится.
Я охотно пошла на контакт:
– Нет, дочку разыскиваю, четвертого июня
уехала из дома и не вернулась.
– Скажи, какое горе, – подобрели
женщины. – Молодая небось да красивая?
Я достала фотографию и показала на Яну. Бабы
молча разглядывали снимок. Потом та, что постарше, протянула:
– По-моему, это она у Райки пропала, еще
пять пирожков купила.
– Как пропала? – навострила я уши.
Тетка замялась, но, увидев пятисотрублевую
купюру, моментально разговорилась.
Четвертого июня она, как всегда, торговала на
перроне пирожками с картошкой. Было жарко, и народ неохотно покупал хоть и
вкусную, но горячую выпечку. Из московского поезда, следовавшего в Конотоп,
вообще никто не выглянул. Только из тринадцатого вагона ловко выпрыгнула
стройная девушка. Торговка обратила внимание, что, несмотря на жару, девчонка нацепила
колготки. Суперкороткая юбочка, кофточка в обтяжечку и довольно сильно покрытое
тональной пудрой лицо. Глаза незнакомка обильно подвела черной тушью, голубой
их цвет оттенялся бирюзовыми бусами. Пассажирка плюхнулась на скамейку, купила
пять пирожков и слопала их моментально.
– Тощая, как спичка, – удивлялась
рассказчица, – а аппетит, как у молодого мужика. Умяла шанежки и
спрашивает, где туалет.
Продавщица сама собиралась туда же, и они
пошли вместе. Девчонка легко несла чемодан и небольшую сумку. Туалет в вокзале
платный, но смотрительницей при нем состоит Раиса, бывшая сменщица моей
рассказчицы. Когда-то они вместе работали на фабрике, но предприятие закрылось,
и пришлось одной носиться по вагонам, а другой мыть сортир. По старой дружбе
Рая пускает подругу пописать бесплатно.
Пока девчонка рылась в кошельке, выискивая два
рубля, продавщица прошла внутрь. Минут через пять-шесть она вышла и увидела,
что у столика Раи стоит чемодан.
– Представляешь, – хихикнула
подруга, – девка-то, вот дура, вместо женского в мужской по ошибке
зарулила. Ну да ладно, там сейчас никого нет.
Бывшие товарки поболтали еще минут десять,
девчонка не выходила. Зато из туалета появился приятный черноволосый и усатый
парень, в руках у него ничего не было. Пройдя мимо обалдевших теток, он
направился в сторону площади.
– Господи, – охнула Райка, –
небось прошел, пока я сама в туалет бегала. Вот народ, вечно норовит на
дармовщинку прошмыгнуть. Что-то девка не выходит, утонула, что ли?
Велев подруге подождать, Рая зашла в мужской
туалет, но тут же выскочила назад. Девчонки не было.
– А чемодан куда делся? – спросила
я.
– У Райки спроси, она в сортире.
Я побежала в туалет. Возле турникета дремала
на стуле худенькая-прехуденькая женщина с изможденным личиком.
– Вход два рубля, – проснувшись,
сообщила она, – но на площади есть бесплатный, если дорого.
– Скажите, – обратилась я к
ней, – вот эту девушку помните?
– Не девка, а просто Дэвид Копперфилд,
испарилась как дым, – усмехнулась Рая, повторяя рассказ подруги.
– А чемодан где?
– У меня стоит, в чуланчике. Думала,
вспомнит, шалава, вернется. И сумку бросила!
– Сумку?
Оказалось, когда Рая вошла в кабину, там на
крючке сиротливо болталась абсолютно пустая сумка. Женщина не переставала
удивляться. Туалет расположен на первом этаже, из-за жары большое окно все
время открыто. Бывает, что хитрые пассажиры, чтобы не платить денег, залезают
внутрь, но тогда Рая слышит шум и бежит расправляться.
Но эта девушка честно отдала два рубля, зачем
ей понадобилось вылезать через окно?
– Можно посмотреть чемодан?
Рая замялась:
– Не знаю…
Я вытащила пятьсот рублей. Служительница бегом
кинулась к чуланчику и вытащила наружу небольшой клетчатый саквояжик в белую,
красную и черную клетку. Внутри не оказалось ничего интересного: светлая
юбочка, несколько трусиков, пара футболок, пушистая теплая кофточка, джинсы,
непонятное лекарство преднизолон. Здесь же лежала и сумка, абсолютно пустая.
– Чемоданчик я открывала, –
призналась Рая, – сумку туда сунула, потом думала, может, документы какие
обнаружатся… Заберете вещи?
Я покачала головой:
