Вздохнув, я принялась рассказывать правду.
Вернее, почти правду. Свою засаду в туалете и сцену убийства описала очень
точно, а вот на вопрос о цели визита к Семену сказала: – Он ближайший друг
Макса, хотела посоветоваться с ним, как быть теперь с конторой? Максим ведь
хозяин, бизнес пока не конфисковали.
Раз десять сыщики заставили повторять рассказ
на разные лады. Потом взяли отпечатки пальцев и повели в управление.
Секретарша Александра Михайловича, милейшая
Настенька, увидав меня в центре группы сердитых мужчин, вздохнула и спросила:
– Опять труп нашли?
Но меня уже втащили в кабинет, усадили на стул
и забыли. Сотрудники входили и выходили, пошел третий час бессмысленного
сидения, когда наконец на пороге возник Женька.
– На, – весьма нелюбезно сказал
дружок, сунув пластиковый стаканчик с холодным растворимым кофе и бутерброд с
обсохлым сыром.
– Представляю, как вы относитесь к
задержанным, если свидетеля чуть голодом не уморили, – сообщила я,
принимая отвратительные дары.
– Сажаем в бетонный мешок и бьем
резиновым шлангом по почкам, – не остался в долгу эксперт.
Но тут дверь снова отворилась, и в кабинет
ввели Аделаиду. На этот раз на женщине красовалось просторное платье в мелкий
коричнево-белый цветочек. Щеки и губы потеряли ужасающую окраску, но все равно
я узнала жену Семена с первого взгляда.
– Она? – спросил вошедший Александр
Михайлович.
Я кивнула.
– Будем оформлять очную ставку.
– Да что здесь происходит? –
закричала Аделаида.
– А то, – пояснил один из
мужиков, – что, когда убиваешь супруга, сначала проверь, нет ли в доме
посторонних! Дарья Ивановна находилась в туалете и наблюдала момент выстрела.
– Вы с ума здесь посходили вместе с этой
идиоткой! Первый раз ее вижу.
– Второй, – поправила я, –
первый был вчера, когда с дачи приехали.
– Я не убивала Сеню! – закричала
Ада. – Ну к чему мне стрелять в мужа, с которым живу почти двадцать пять
лет? Меня в Москве с шести утра нет, первой электричкой в Кратово уехала.
– Ты ее видела? – спросил полковник.
Я кивнула:
– Очень хорошо, только тогда на ней было
красное блестящее платье-стрейч. И накрасилась по-идиотски: щеки – малиновые,
губы – морковные. А на ногах – босоножки на здоровенном каблуке.
– Нет, только посмотрите! – со
слезами в голосе закричала Аделаида. – Надо же так врать. Да у меня нет
красного платья, тем более стрейч! Разве можно с такой фигурой носить вещи в
обтяжку? Каблуки не надеваю никогда. Поглядите, рост – почти метр восемьдесят.
Всю жизнь в тапках хожу.
И она выставила странно маленькую и изящную
ногу, обутую в летний замшевый ботиночек на абсолютно плоской подошве.
В моем мозгу зашевелились первые, пока еще
смутные подозрения.
– Не знаю зачем, – продолжала
кипятиться Ада, – но ваша свидетельница врет.
– Нет, – возразил Александр
Михайлович, – Васильева – наш сотрудник и придумывать зря ничего не
станет.
– Ага, – завопила потерявшая всякий
разум Воробьева, – убийцу искать лень, вот и подтасовываете улики, менты
поганые, ненавижу. Всегда такие были, еще когда папу расстреляли. Сволочи.
– Аделаида Генриховна, успокойтесь, кроме
Дарьи, вас еще видело много народу во дворе: соседки, дворник и продавец из
палатки, где покупали бутылочку фанты.
– Я не пью фанту, – затопала ногами
обвиняемая, – никогда не употребляю этот напиток.
Я во все глаза смотрела на ее маленькие,
изящные ножки и наконец не выдержала:
– Ада, какой размер обуви вы носите?
От неожиданности подобного вопроса женщина
прекратила плакать и сообщила:
– Тридцать пятый, а что?
– Надо же, с таким ростом и иметь ножку
китаянки, я почти на двадцать сантиметров ниже, а еле-еле влезаю в тридцать
девятый.
– Да, – неожиданно кокетливо
пояснила Аделаида, – большая редкость, и руки у меня маленькие.
Она вытянула вперед узкую аристократическую
кисть с тонкими, длинными пальцами.
– Дарья, – обозлился
полковник, – размер бюста и объем талии выяснишь потом.
– Знаешь, – пробормотала я, –
вообще-то очень странно. У той здоровенной бабищи на ногах красовались
босоножки на гигантских каблуках, размера этак сорок – сорок два. Еще подумала,
как ей трудно покупать обувь с такой ножищей. Если Аду поставить на подобные
ходули, тетка под два метра вышиной станет! И руки такие широкие, просто
мужские… Знаешь, это, наверное, все-таки была не она, а кто-то страшно на нее
похожий!
– Наконец-то! – выдохнула Аделаида.
– Послушай, – прошипел Александр
Михайлович, – кончай дурака валять. Воробьеву видели семь человек! Двое
рассказали, что она во дворе стягивала с рук перчатки. Ее хорошо знают в доме,
с ней поздоровались, она ответила и пошла к метро. Очень глупо надевать на
преступление такое платье. Вся улица вслед глядела!
– Вот именно, – закричала я, –
кто-то хотел привлечь к ней внимание и велел так одеться!
– Нет у меня красного
платья-стрейч, – зарыдала Ада. – Никогда не было.
– Паша, покажи, – велел полковник.
Незнакомый молодой человек вынул из портфеля
два прозрачных мешка с бирками. Аккуратно открыл один и вытряхнул на стол
смятый кусок материала.
– Узнаете?
Ада смотрела на одежду во все глаза.
– Выстрелив в мужа, – сообщил
Паша, – вы пошли по улице, зашли в магазин «Женская одежда» и купили там
вот это платье в коричнево-белый цветочек, в которое сейчас одеты. Прежний
наряд и, – он потряс другим пакетом, – резиновые перчатки запихнули в
мусорную корзинку в примерочной кабинке. Продавщицы вас хорошо знают, вы часто
покупаете там вещи. К тому же сегодня устроили скандал, обвиняя сотрудницу в
том, что она неправильно дала сдачу. Якобы утаила сто рублей. Пришлось снимать
кассу. Устроить очную ставку с сотрудниками магазина ничего не стоит. Но,
думается, лучше сознаться. Суд всегда учитывает факт добровольного признания!
– Да вы чего, – севшим голосом
забормотала Ада, – и впрямь решили меня засадить? Покупала я платье в том
магазине, но только две недели тому назад!
