– Я дочь Алексея Ивановича, – нежным
детским голоском пропела девушка, – только сам он здесь давно не живет.
Мы вошли в просторную гостиную, обставленную в
суперсовременном стиле. Снежно-белые стены, черная мебель, ковер цвета угля и
пара довольно неплохих картин неизвестных мне современных художников. Я бы не
хотела жить в такой комнате, но девушка чувствовала себя тут абсолютно
комфортно.
– Господин Никитин, – вздохнула дочь
погибшего, – ушел от нас с мамой к другой женщине.
– Но справочная дает ваш адрес…
Девушка улыбнулась.
– Он не оформлял развод, и охотно верю,
что по документам числится здесь.
– То есть не встречаетесь с ним и не в
курсе его дел?
– Абсолютно, – заверила девушка.
– А мама?
– Она сейчас в Карловых Варах, но,
насколько знаю, никаких отношений родители не поддерживают, а что случилось?
Вкратце изложив мою проблему, я
поинтересовалась:
– Где же он живет?
– Жил, – совершенно спокойно
поправила дочь, – Алексей Иванович умер.
Я постаралась изобразить крайнее удивление.
– Может, сходить туда, где…
– Находится любовница? – без тени
смущения спросила девушка. – Конечно, вдруг Лола знает что-нибудь. Я же,
увы, ничем не могу помочь.
Она вежливо проводила меня до машины. Ворота
лязгнули. Такая приятная, хорошо воспитанная девушка, а мы даже не
представились друг другу. Она не спросила мое имя, а я – ее. Надо же, живет,
похоже, одна, в гигантском здании, просто как принцесса из сказки.
В окне башни показалась чья-то рука и замахала
платком, так в средние века дамы провожали своих рыцарей. Я уселась в «Вольво».
Нет, Кеша прав, у меня буйная фантазия. С чего взяла, что девчонка одинока?
Скорей всего там полно народу – прислуга, родственники, друзья…
Я въехала в Москву и, устроившись в
«Авто-Макдоналдс», принялась разглядывать полученную бумажку с адресом. «Лола,
улица Габричевского, 18» – было написано на листке. У милой девушки оказался
совершенно мужской почерк: четкий, твердый, без завитушек и крендельков. Лола!
Интересно, как зовут даму на самом деле? Знавала я Зюку, чье имя в паспорте
значилось – Татьяна, и Коку, которую родители назвали Светланой.
Но когда на пороге квартиры возникла хозяйка,
стало понятно, что кличка Лола подходит ей чрезвычайно. В проеме двери стояла
высокая статная брюнетка со смуглым лицом и кровавой помадой на губах. В
огромных карих глазах не плескалось ни единой мысли. Так глядит на траву тучная
корова.
– Чего надо? – неожиданно тонким,
даже визгливым голосом спросила красавица.
Такому экземпляру по душе придется
француженка, прибывшая из самого Парижа. Изобразив на лице сладкую улыбку, я
мило прощебетала:
– Ищу Базиля Корзинкина.
– Кого? – протянула женщина, лениво
взбивая пухлой рукой смоляные кудри. – Ошибочка вышла, здесь живу я.
– Конечно, конечно, – зачастила
я, – Алексей Иванович Никитин работал с Базилем, а Корзинкин пропал.
– Ясно, – абсолютно отстраненно
констатировала Лола, – только Алексей умер, а я никакого, как его там,
Базиля не знаю.
И она просто захлопнула перед моим носом
створку входной двери. Я секунду постояла в обалдении, разглядывая железную
дверь, затянутую красивой красной кожей. Полный нокаут!
Ладно, поеду в издательство «Свеча», скорей
всего там знают о партнере по бизнесу.
В моем понимании издательство – большой дом,
набитый компьютерами, телефонами, факсами и рукописями. Во всяком случае, когда
в Париже случалось сопровождать Наташку в «Пеликан», антураж был именно такой.
«Свеча» располагалась на втором этаже низкого
дома в проезде Прямикова. Только не подумайте, что данная организация занимала
огромное помещение. Всего лишь две крохотные комнатушки, что называется, кошке
негде хвост протянуть. В одной восседала милая женщина с простым, улыбчивым
лицом.
– Надо же, какое горе, –
отреагировала служащая на мой вопрос.
И это было первое проявление человеческих
чувств по отношению к погибшему Алексею Ивановичу. Что дочь, что любовница
выказали редкостное равнодушие. Впрочем, как говорят, каков поп, таков и
приход.
Милая редакторша принялась помогать.
– Говорите француз, Базиль Корзинкин?
Я кивнула. Тут дверь в комнату отворилась, и
влетело невероятное существо. Высокая девица, такая вертлявая и быстрая, что
мне показалось, будто вошли две дамы, а не одна.
– Надежда Николаевна, – запричитала
вошедшая, бряцая бесконечными бусами, цепочками и браслетами, – ну где же
мои десять авторских экземпляров?
Редакторша без всякой радости уставилась на
женщину, тяжело вздохнула и сказала:
– Жанночка, книжечки придут не раньше
декабря.
– Ах, какая жалость, – взвизгнула
Жанна, потряхивая бесконечными бисерными фенечками и кожаными шнурками,
украшающими ее запястья, – ну надо же, сколько ждать. Ладно, тогда позвоню
от вас, можно?
– Звоните, – радушно разрешила
Надежда Николаевна, и Жанна принялась накручивать диск допотопного аппарата.
– Знаете, – обратилась ко мне
редакторша, – честно говоря, у нас не очень бойко шли дела. Но Алексей
Иванович постоянно добывал где-то спонсоров. Сколько я его ни уговаривала
немного, так сказать, расширить круг авторов, но он ни в какую.
Приятная сотрудница могла бы так долго и не
объяснять. Материальное положение редакции выдавало все: телефон времен Очакова
и покоренья Крыма, никакого компьютера, обшарпанный письменный стол, несколько
весьма ободранных стульев… Да и сама Надежда Николаевна не тянула на
высокооплачиваемого редактора – дешевенький трикотажный костюмчик и беленькая
блузочка с рюшечками, явно производства трудолюбивых китайцев.
– И у нас не было никаких контактов с
иностранцами, – продолжала женщина, – даже не слышала такого имени.
Согласитесь, оно немного нелепо звучит – Базиль Корзинкин!
Вот тут она права, подобное сочетание легко
запоминается.
Сообразив, что больше ничего не узнаю, я
выбралась на улицу и вытащила из сумочки пачку «Голуаз». За спиной послышалось
позвякивание.
– По-моему, могу помочь.
Я обернулась и увидела Жанну. Девушка радостно
улыбнулась.
– Вы знаете Корзинкина? – удивилась
я.
