Да, зря Галя ради Миши затягивается до
обморочного состояния. Мужик просто не способен ничего заметить. Вошел в
комнату, где сгорели занавески, в воздухе клубы дыма, повсюду белые лужи, и, не
обратив ни на что внимания, преспокойненько сел работать. Интересно, как он в
обыденной жизни находит дорогу от службы до дома? Хотя, наверное, его провожают
аспиранты.
Глава 23
Вера Ивановна проживала в самом обычном доме.
Блочная пятиэтажка с выбитыми стеклами на лестничной клетке,
двадцатипятиваттовыми лампочками на этажах и ободранными дверями квартир. Изо
всех щелей немилосердно дуло. Страшная китайская куртка, хоть и выглядела на
первый взгляд теплой, на самом деле совершенно не грела, и я основательно
замерзла, добираясь до нужного места. «Вольво» пришлось бросить на соседней
улице, а вместе с ним теплый норковый полушубок, ботиночки на меху и лайковые
перчатки. Взамен нацепила «дутые» сапожки и вязаные корейские варежки из
синтетики.
За дверью квартиры ь 49 стояла тишина.
Странно, договорились о встрече в пять часов. Часы «Картье» преспокойненько
лежат в бардачке, может, сейчас без десяти? Есть у меня такой грешок – прийти
пораньше. Я позвонила еще несколько раз, но в ответ ни звука. Пристроившись на
подоконнике, решила подождать. Время словно замерло на месте, и пачка «Голуаз»,
конечно же, спрятана в машине. Подъезд будто вымер. Не кричали дети, не лаяли
собаки, так тихо бывает в Париже, но не в Москве.
Наконец внизу послышались шаркающие звуки, и
неопределенного возраста женщина с трудом потащилась по лестнице.
– Простите, – остановила я
ее, – который час?
Тетка устало поставила сумищи и ответила:
– Без двух шесть.
Ничего себе, договаривались-то на пять. Ну
нет, больше ждать не стану. Наведаюсь потом к необязательной даме в другом виде
и под другим предлогом.
На улице было уже совсем темно. Угораздило же
родиться в стране, где восемь месяцев зима! Дома стояли тихие и мрачные. На
детской площадке поскрипывали качели. На них сидел парень, по виду лет
двадцати, лица не различить, но короткая куртка-дубленка и отсутствие шапки
свидетельствуют о принадлежности к подрастающему поколению.
Я прибавила шаг, вокруг никого. Скрип
оборвался, отчего-то стало жутко. Так внезапно затихает музыка в кинофильмах.
Потом, как правило, следует появление инопланетян или невероятных чудовищ.
Сзади послышалось сопение, ноги сами перешли на легкий бег, но тут мое тело
вдруг наткнулось на какую-то преграду, и голова инстинктивно повернулась назад,
и перед глазами на несколько секунд появилось безумно знакомое, можно сказать, родное
лицо.
– Ба… – начала я говорить, ощущая, как
отступает невероятный, предсмертный ужас. – Ба…
Но свет разом померк и наступила ночь.
– Пьяная небось, – донеслось из
темноты.
– Не, – ответил другой голос, –
вроде не пахнет, может, наркотиками обкололась.
– Замерзнет, жаль!
– Ну и хрен с ней, всех не пожалеешь.
Я распахнула глаза и увидела две не слишком
ясные тени. Через пару секунд поняла, что лежу в углу чужого двора, между мусорными
бачками, а рядом стоят две простого вида тетки, решившие наплевать на приметы и
вынести помои поближе к ночи.
– Вам плохо? – осведомилась одна, на
всякий случай отодвигаясь.
Я кое-как села и потрясла головой. Куртка
расстегнута, кофта тоже, вокруг валяются распотрошенные куски ваты, но юбка в
целости и сохранности, булавка, придерживающая пояс, не тронута, колготки на
месте. Если стала жертвой насильника, то очень странного, этакого любителя
подготовительного процесса. Налетел, оглушил, залез под кофту, вытащил вату при
помощи которой я весьма ловко изобразила формы Памелы Андерсон, раскидал белые
хлопья и… ушел. Хотя на голове вроде бы ни шишек, ни ран.
– Вам помочь? – сурово спросила
другая тетка.
– Сердце прихватило, – пробормотала
я, пытаясь подняться на разъезжающихся ногах, – шла, шла и упала.
Бабы моментально сменили тон.
– Господи, – запричитали они,
поднимая меня с ледяной земли, – хорошо, что мы на помойку отправились, а
то так ведь и помереть недолго.
Одна из добрых самаритянок затащила меня к
себе в квартиру. Небольшая «богато» обставленная комната говорила об устойчивом
достатке хозяев. Полированная «стенка» с «золотой» фурнитурой забита хрусталем.
Один ковер лежит на полу, другой, получше качеством, гордо висит на стене,
огромный телевизор, видик с кучей кассет, несколько картин в резных рамах,
телефон, стилизованный под старину, а на диване дремлют три кошки: персидская,
ангорская и самая обычная, короткошерстная, тигрового окраса.
Хозяйка впихнула меня в ванную. Я оглядела
забитую шампунями и кремами полочку. Нигде не видно геля для бритья, а станок с
лезвиями – женский «Жилетт» нежно-зеленого цвета. Скорей всего живет без мужа,
но с ребенком. Вон здесь сколько пластмассовых бутылочек в виде Микки Мауса,
Гуффи и Винни-Пуха.
– Чай или кофе? – крикнула хозяйка.
– Кофе, если можно, – отозвалась я,
умываясь.
Кухня оказалась большой и красиво оформленной,
кофе, хоть и растворимый, дорогим и довольно приятным. Интересно, кем работает
женщина, если позволяет себе кофе «Карт нуар», сигареты «Парламент» и ликер
«Бейлис»?
Хозяйка тем временем глянула на мое чисто
вымытое лицо и ахнула:
– Зачем так по-уродски краситесь? Честно
говоря, сначала подумала, что вам лет пятьдесят, а сейчас вижу, что мы
одногодки.
Ну, это явный комплимент, потому что сидящей
передо мной женщине не более тридцати.
– Спасибо, – с чувством произнесла
я, – если бы не вы, могла замерзнуть.
– Запросто, – улыбнулась моя
спасительница и добавила: – Меня зовут Лена. Вообще-то вас сначала Зина
заметила, но подойти побоялась. В гости шли, да?
Я поглядела на ее простое, бесхитростное лицо,
вроде бы с ней можно поговорить. Краем глаза увидела на подоконнике довольно
потрепанный загранпаспорт. Понятно, скорей всего занимается челночным бизнесом
и тянет в одиночку ребенка.
– Вот, приехала к родственнице из другого
города, договорились в пять часов встретиться. Звонила, звонила, а Веры
Ивановны нет, спустилась вниз…
– Никитиной, что ли? – усмехнулась
Лена. – Небось телеграмму дали о приезде?
– Да.
– Кто она вам?
