Труп Никитина, почему-то оказавшийся в моем
багажнике. Базиль Корзинкин, связанный с Алексеем Ивановичем деловыми узами,
исчез бесследно. Майя Колосова убита, таинственная Вера Ивановна и внезапно
разбогатевшая Ниночка… Что делала Самохвалова вместе с Базилем в заброшенной
Горловке? Искала клад? Он такой дурак, что взял с собой чужую женщину? Хотя
почему чужую? Может, Ниночка и есть та таинственная любовница, ради которой
престарелый идиот бросил Сюзетту? Интересно, нашли ли они «хованку»? И еще –
если Алексей Иванович и Вера Ивановна на самом деле дети Трофима, значит, они
родственники Корзинкина. Знал ли об этом Базиль? Куда он, в конце концов,
подевался? Может, отправился с Ниночкой в Птичий?
Я решительно выбросила окурок в сад и глянула
на будильник – два часа. В Париже полночь, скорей всего Сюзетта не спит, она
редко укладывается раньше часа.
Сюзи и впрямь сразу схватила трубку.
– Дашка! Где Базиль?
– Послушай, супруг говорил что-нибудь о
московских родственниках?
– Нет у него никаких родичей, –
закричала подруга, – только дед и был. Ищи Базиля, умоляю, – и она
заплакала.
Кое-как успокоив бедняжку, я дала отбой.
Значит, Базиль ничего не знал! Ладно, завтра смотаюсь в Птичий, потом попробую
выяснить правду о Никитиных.
К Птичьему ведет Рижское шоссе, а название он
получил, наверное, от находящейся неподалеку птицефабрики. Маленький, сонный
городок с парой ларьков на вокзальной площади. Я притормозила возле замерзшего
торговца и спросила:
– Тут где-то колония, лагерь заключенных.
– Езжай по трамвайным путям до
круга, – сообщил мужик.
Минут через десять я подкатила к небольшому
облупившемуся кирпичному зданию. За тяжелой дверью оказалась решетка и
табличка: «Больше двух не входить». Рядом звонок. Он отозвался на нажатие противным
дребезжащим звуком. Послышался щелчок, вход открыт.
Я оказалась в небольшом тамбурчике. Впереди
еще одна запертая дверь, справа железная клетка с дежурным.
– Чего вам? – осведомился
круглощекий паренек.
Я тщательно подготовилась к встрече с отцом
Ниночки, поэтому вытащила красивое темно-бордовое удостоверение с надписью
«Телевидение» и сунула в маленькое окошечко. Дежурный повертел документ и робко
спросил:
– А чего надо-то?
– Вашего начальника, господина
Самохвалова.
Парнишка ушел в соседнее помещение, и я
услышала тихое шуршание диска. Буквально через секунду в тамбурчик вошел рослый
мужик, настоящий красавец. Все при нем – рост под два метра, широкие плечи,
узкая талия.
Возраст определить трудно, около пятидесяти, а
цвет лица изумительный. Конечно, живет на свежем воздухе, и забот, наверное,
никаких. Начальник приветливо улыбнулся, и я с завистью отметила, какие у него
отличные белые, крепкие зубы, такими только орехи колоть. Не то что мои –
сплошь пломбы да штифты.
– Кто тут у нас с телевидения?
Я улыбнулась в ответ.
– Программа «Герой дня», вот хотим
побеседовать.
По чисто выметенной лестнице поднялись на
второй этаж, и начальник галантно пропустил даму вперед. Кабинет поражал
великолепием. На полу яркий ковер, в углу большой телевизор с видиком. На
письменном столе подставка для ручек, напоминающая надгробный камень, и
отличная лампа, гнущаяся в разные стороны. У окна примостился двухкамерный
«Бош», на нем большой моноблок с СД-плейером. Да, а еще говорят, что колонии
бедствуют!
– Люблю вашу передачу, – продолжал
мужик, – но к нам зачем?
– Да вот, – развела я руками, –
решила показать не только знаменитостей, но и простых людей. К тому же сейчас
перед средствами массовой информации поставлена благородная задача –
сформировать у зрителя положительный образ сотрудника МВД, поэтому и выбрали
вас. Не скрою, начальство присоветовало.
– Вроде программу другая ведет, –
пробормотал милиционер, – такая болтливая, с длинными волосами.
– Правильно, – успокоила я подозрительного
дядьку, – Зайцева. Только она выезжает непосредственно на передачу, а мы
делаем черновую работу. Осматриваем место съемки, готовим героя, узнаем
интересные подробности. Давайте сразу и начнем. Представьтесь, пожалуйста.
– Если вас мое начальство послало, небось
сообщило имя и фамилию, – резонно заметил собеседник.
– Конечно, господин Самохвалов, но вам же
придется представиться зрителям.
– Феликс Михайлович, – сказал вконец
замороченный начальник и пояснил: – Отец в органах служил и дал мне имя в честь
Дзержинского.
– Чудесно, – пришла я в
восторг, – а теперь о себе поподробней.
– Наша колония… – завел начальник.
– Нет, нет, – тут же прервала
«журналистка», – пожалуйста, только о личном.
Феликс Михайлович вздохнул и принялся излагать
биографию. Я сосредоточенно черкала ручкой в блокноте, изображая
корреспондентку. Наконец Самохвалов произнес:
– Имею дочь-студентку.
– Чудненько, еще и с ней хорошо бы
поговорить.
– Ниночка учится в Москве, домой
приезжает только на каникулы, – пояснил любящий папа, – хотите адрес
дам?
– Совсем редко показывается? –
решила я уточнить.
– Скучно ей у нас после столицы, –
радостно улыбнулся Самохвалов, – ни театров, ни развлечений. Да я и не
против. Дело молодое, не в нашем же с вами возрасте гулять!
Проглотив хамство, я продолжала расспросы.
Правда оказалась неутешительной. Ниночка посещала отца редко. Только звонила
ему, отчитываясь об успехах в учебе.
– На четвертом курсе дочка, – не
скрывал гордости папенька, – вот только все одна да одна. Я уж прямо ей
говорил: «Ищи, детка, мужа в Москве, чтоб в Птичьем век не коротать». А Ниночка
только отмахивается, гордая слишком, вся в мать.
Следующие полтора часа прошли бесцельно.
Пообещав Феликсу Михайловичу известить его о
дате приезда телевизионной бригады, я стала пробираться к выходу. Самохвалов
галантно подвел меня к «Вольво» и с уважением отметил:
– Хорошо зарабатываете, такой автомобиль,
мой попроще будет. – И он ткнул пальцем в стоящий чуть поодаль сверкающий
«БМВ».
