Маруська постаралась спрятаться за бокал с
соком. Я-то знаю, что иногда поздним вечером, вернее даже ночью, девочка
тихонько прокрадывается на кухню и заливает кипятком порошок с малосъедобными
макаронами. Ну нравятся ей эти «грибные» и «мясные» супчики. Купить их проще
простого, ларек в десяти шагах от ворот. Но, зная, что подобное обжорство
вызовет гнев Кеши и Зайки, Манюня истребляет вожделенное блюдо только в своей
комнате, старательно прячась от всевидящих глаз родственников. Ей бы в голову
не пришло устраивать харчевню из спальни брата – за такое поведение и огрести
можно по полной программе!
– На полу, – продолжала разгневанная
Ольга, – рассыпана скорлупа от фисташек, валяются обертки от идиотских
чипсов и леденцов! А на Кешкином столике целых три пустых коробочки из-под
шоколадного мороженого и липкие пластмассовые ложечки!
– И теперь, – хихикнул Кешка, –
на меня идет наезд. Якобы это я устроил весь бардак!
– Ну, только если спьяну, – ляпнула
Маня и немедленно получила пинок от Ольги.
На самом деле дочка права. Ее обожаемый братец
практически ничего не ест, а мороженое не переносит с самого детства. Когда
другие дети, радостно приплясывая у ларька, выпрашивали у сопротивляющихся
родителей «Ленинградское» или «Лакомку», Аркашка брезгливо морщился и
отворачивал нос от брикетиков и трубочек.
– Если не он, то кто? – вопрошала
Зайка. – Космические пришельцы?
Разгневанные глаза Ольги остановились на моем
лице.
– Только что вошла, – поспешила я
оправдаться, – целый день по городу гоняла.
– Знаю, – вздохнула невестка, –
первым делом тебя заподозрила, но Ирка сообщила, что «Вольво» в гараже с утра
нет…
В этот момент домработница внесла большое
блюдо с жареными курами и водрузила его на стол. Миша с Галей, молчавшие все
время, разом оторвали по ножке.
– А где Хучик? – спросила через пять
минут Маня.
Мопс обожает курятину. Самое большое лакомство
– кусочек птичьей грудки. Поэтому, почуяв запах готового бройлера, он несется в
столовую и выжидательно поглядывает на стол. Однако сегодня возле нас толпились
все псы, включая Куку, кроме него.
– Хуч, – позвала Оля, – иди
сюда, цыпленка дают!
Ноль эмоций.
– Хучик, Хучик, – принялись мы
завывать на разные лады, но собачка как сквозь землю провалилась.
– Может, случайно выскочил во двор и
сейчас плачет под дверью? – предположила Маня и кинулась в холл. Вообще
говоря, сомнительно. Обладатель маленьких кривых лапок, Хучик не большой
любитель пеших прогулок. К тому же он очень не любит холодной, дождливой,
ветреной погоды. По утрам мопсик, кряхтя, залезает на диван в кабинете и
элегически глядит в окно. Если на дворе идет снег или моросит, он
преспокойненько отправляется в кошачий туалет и, не обращая внимания на злобное
шипение Фифины с Клеопатрой, меланхолично усаживается на гранулы «Пипи-кэт».
После этого заползает в пледы и тихо дрыхнет, поджидая перемены погоды.
Маруська распахнула настежь входную дверь, и в
прихожую со свистом ворвался ледяной ветер. Нет, такой пейзаж не для
теплолюбивого мопса.
Следующий час мы носились по дому, разыскивая
Хуча. Миша с Галей тихо сидели в столовой. Они не принимали никакого участия в
поисках, сдвинули слегка в сторону тарелки и самозабвенно черкали какие-то
значки в блокнотах.
Пробегая по столовой с воплем «Хучик, где
ты?», я видела, как Миша руками отщипывает от курицы кусочки.
В конце концов, собравшись в гостиной, мы
пришли к выводу: мопсик пропал.
– Как скажем про исчезновение песика Александру
Михайловичу? – угрызлась Маня.
Все удрученно замолчали. На самом деле Хуч
принадлежит полковнику. Его подарил приятелю французский полицейский комиссар
Перье, с которым он когда-то подружился.
Но в Москве маленький мопсик день-деньской
тосковал в пустой квартире, поджидая, когда хозяин наконец придет с работы.
Потом Хуч начал хворать, отказываться от еды… Болезнь его именовалась тоской.
Мы пожалели песика и взяли к себе, но он все равно считался собакой полковника.
– И как теперь глядеть в глаза Александру
Михайловичу? – продолжала, словно трагическая актриса, Манюня.
– Почему нельзя глядеть мне в
глаза? – раздался веселый голос, и полковник вошел в гостиную.
– Хучик пропал! – всхлипнула Маша.
– Ну да? – удивился приятель. –
В кладовке смотрели?
Пошел новый виток поисков. В конце концов
полковнику пришла потрясающая идея – наверное, случайно заперли в гараже!
Все побежали гурьбой через дворик. Я пощелкала
выключателем, но свет не зажигался, перегорела лампочка.
– Там на полке стоит фонарь, –
сообщил Кеша.
– Пойду возьму, – миролюбиво
предложил Александр Михайлович и шагнул в темноту, мерно вскрикивая: – Хучик,
Хучик…
Мы остались дрожать у входа. Ни у кого не
хватило ума надеть куртку.
– Слева, вверху, – крикнул Аркашка,
и тут раздался шум, звон и такой звук, словно уронили на пол тяжелый мешок с
зерном.
По гаражу пронесся крик, мы замерли от
неожиданности и ужаса.
– Яма! – завопил Кеша. – Там же
яма для машин!
Но, судя по всему, предупреждение прозвучало
слишком поздно.
Аркашка, чертыхаясь, понесся в дальний угол
гаража, за ним, спотыкаясь о железки и налетая на машины, последовали все
домашние.
Сильный луч осветил внутренность довольно
глубокой ямы. На дне, в луже чего-то черного и вонючего сидел Александр Михайлович.
– Ты жив! – радостно удостоверилась
я.
Приятель поднял вверх абсолютно черное лицо,
впрочем, остатки волос из седых превратились отчего-то в вороньи перья.
– Мама моя, – прошептала
Зайка, – негр!
– Нет, – также шепотом добавил
Кеша, – просто опрокинул на себя огромную банку с солидолом.
Спустив вниз лестницу, мы достали несчастного
и потащили в дом. Ирка приготовила ванну, и Кешка, запихнув полковника в пену,
принялся отмывать липкую массу. В ход пошло все – шампунь, гель, скраб… Потом
увидели, как Аркашка тащит в «химчистку» бутылку водки.
– Не лей мне это добро на лысину, –
отбивался Александр Михайлович.
Вода журчала, слышался плеск и тихое ойканье.
Солидол упорно не желал покидать тело.
