Я обернулась. Рита сидела на кровати,
абсолютно голая, спустив ноги. Девочка явно крупновата для семи лет, но
мордашка хорошенькая и волосы красивые – густые, вьющиеся.
– Ну же, – закричала
воспитанница, – давай одевай меня! Или думаешь, я так весь день сидеть
стану?
– Это как тебе захочется, – мирно
ответила я.
– Хватит, – завопила
девчонка, – тащи белье…
– Где у вас дают кофе? – спросила я.
– Тебе на кухне, а мне в столовой, –
неожиданно мирно ответила Рита.
– Пойду горяченького хлебну, –
сообщила я.
– Что? – изумилась
капризница. – Да как ты смеешь уйти и бросить меня тут голую, ведь
замерзну!
– Залезь под одеяло, – посоветовала
я и двинулась к двери.
Рита зарычала от злости и швырнула в меня
подушкой. Но довольно тяжелый мешочек, набитый пухом, не долетел до цели и
шлепнулся посередине детской. Я аккуратно подобрала спальную принадлежность,
походя отметив, что кружевная шелковая наволочка великолепного качества, и с
силой метнула ее назад. Подушка угодила противной девчонке прямо в лоб. От
неожиданности Рита упала на спину.
Я, благополучно поплутав по коридорам, нашла
кухню. У большого стола сидели две женщины и мирно пили чай. Увидев непрошеную
гостью, они насторожились, и я поспешила их успокоить:
– Давайте познакомимся. Люба, новая
гувернантка.
– Остается только вам
посочувствовать, – вздохнула более пожилая и полная, –
присаживайтесь, я – повар, зовут Настей, а это горничная Вера. Хотите чайку?
Я радостно согласилась, и приветливые женщины
начали вводить новенькую в курс дела.
Дом поделен на две половины. Одна принадлежит
Ванде и Рите, другая – Юле. У женщин разная прислуга. Ванда набрала себе самых
обычных женщин, а Юля – глухонемых.
– Прямо оторопь берет, – делилась
Вера, – ходят, как тени, вы не пугайтесь, если встретите, да они, впрочем,
сюда не заглядывают, а нас на другую половину охрана не пускает.
– Почему? – изумилась я.
– Из-за коллекции, – серьезно
пояснила Настя. – Юлин отец оставил собрание старинных статуэток, бешеных
денег стоит, вот и боятся, что кто-нибудь украдет. Мы ведь приходящие, возьмем
и убежим…
– Трудно, наверное, работать в таком
доме…
– И не говорите, – махнула рукой
Вера, – одно радует – ровно в шесть все по домам расходимся, ни разу не
задержали, и зарплата, конечно, потрясающая. За такие деньги на все
согласишься, хотя вот няньки не выдерживают. Рита такой фрукт!
Не успела она договорить фразу, как в кухню
влетела моя подопечная. Девочка все-таки решила не тосковать в одиночестве на
кровати, а одеться самостоятельно.
– Да как ты посмела, – завизжала она
с порога, – тебя наняли, чтоб все мои прихоти исполняла.
– Красивый у вас сад, – обратилась я
к Насте, проигнорировав вопли.
– Летом вообще чудо, – ответила та.
Обозленная до крайности, Рита подлетела ко мне
и дернула за руку. Чашка с чаем опрокинулась. Я взяла со стола бутылку с
минеральной водой, медленно открутила белую пробочку и меланхолично вылила
жидкость на темечко малолетней истерички. От неожиданности Рита заорала, а
Настя с Верой отвернули довольные лица к окну.
– Сейчас же пойду к Юле и велю, чтобы
тебя выгнали, – зарыдала мокрая Риточка.
– Сделай милость, только побыстрей, не
задерживайся нигде по дороге, – велела я.
Побежавшая было к двери девчонка притормозила
и спросила:
– Ты не боишься?
– Наоборот, только обрадуюсь!
– Интересно знать почему? –
осведомилась нахалка.
– Да очень просто, – объяснила
я, – мне уже заплатили за три месяца вперед, и, если уйду раньше, только
выиграю!
Маленькая мерзавка остановилась и, потряхивая
мокрыми волосами, протянула:
– Могу простудиться, кофта сырая…
– Пойди переоденься.
– Есть хочу!!!
– Садись к столу, попроси Настю налить
тебе чай.
– Я что, прислуга, на кухне есть? Мне
подают в столовую.
– Прекрасно, отправляйся туда и попроси
завтрак.
– Я никогда не прошу, я приказываю, вы
тут за это деньги получаете.
– Сколько платишь в месяц Насте?
– Не знаю, – слегка растерялась
Рита, – мама дает, но много, мы дешевым не пользуемся.
– Значит, мама и будет приказывать, а ты
– просить!
– Три ха-ха-ха, – сообщила
негодница, – больно надо, сама возьму…
И она, подскочив к огромному холодильнику,
вытащила баночку «Виолы», затем достала батон и сунула мне нож.
– Отрежь!
– Сама режь!
– Не умею.
– Ходи голодная или попроси
по-человечески.
– Не пошла бы ты на хрен, – заявило
милое создание и, неумело орудуя тесаком, принялось уродовать белую булку.
Мягкий мякиш проминался, и ломтик никак не
хотел отрезаться. Неумеха поднажала, по кухне разнесся дикий вой. Произошло
неизбежное: нож, соскользнув, обрезал палец.
– Ай-ай-ай, – вопила Рита, –
ай, как больно…
Я подождала, когда крещендо смолкло, и
попросила:
– Потряси рукой.
– Зачем? – оторопела девочка.
– Сделай милость, потряси!
Рита послушно помахала кистью.
– Ну и что?
– Если палец сейчас отвалится, то плохо,
а так – ерунда, зальем йодом и забудем.
– Не хочу йодом, щипать будет, –
затопала ногами Рита.
– Не надо, – тут же согласилась я и
мирно налила себе еще чашечку изумительного чая.
Настя и Вера, затаив дыхание, следили за
разворачивающейся баталией.
– И ты не станешь настаивать? –
неожиданно мирно спросила Рита.
– Нет, твой палец – тебе и решать,
хочешь, чтобы нарывал и гнил, пожалуйста, кто бы спорил, но не я.
