– Возле Истры, что ль? – не поняла
Аня. – По Рижской дороге? Так недалеко.
– Там Новый Иерусалим, – прервала я
ее, – имею в виду настоящий Иерусалим, в стране Израиль, неужели никогда
не слышали?
– У евреев, что ли? – воскликнула
Аня.
– Да.
– За границей?
– Именно.
– И мне туда не попасть?
– Без загранпаспорта и визы никак, –
решительно отрезала я.
– Ага, – ошарашенно буркнула
Аня, – значит, ясно.
В трубке снова запищало, я перевела дух. Клава
не знает адреса нашей дачи, следовательно, ее малопривлекательная сестрица не
свалится мне на голову, и Магдалена спокойно проживет лето в Алябьеве. Ей-богу,
некоторым людям совершенно не стоит заводить детей!
Глава 25
После жаркого, липкого дня наступила душная
ночь. Вопреки моим ожиданиям, не стало прохладней. Даже под тонкой простыней
было невыносимо жарко, а подушка походила на раскаленный уголь. Промучившись
без сна, я осторожно дошла до кухни и вытащила из холодильника мороженое. Через
пять минут мне стало только хуже, захотелось пить. Пришлось вновь бежать к
холодильнику, но холодного «Боржоми» не нашлось, бутылку я обнаружила на столе,
на веранде. Теплая, без газа вода оказалась безумно противной. Поняв, что
заснуть не удастся, я выползла во двор и легла в гамак. В голове было пусто,
тело отяжелело, неожиданно ко мне начала подкрадываться дрема. Вместо того чтобы
пойти в дом, я лениво закрыла глаза. Полежу тут, на улице. Несмотря на все
время ухудшающуюся криминальную обстановку в стране, в Алябьеве тихо, мы порой
забываем запереть дачу. Это, конечно, неправильно, но в нашем поселке нет ни
воров, ни бандитов. Огромная, неестественно желтая луна смотрела на Землю,
звезды усеяли небо, скорей всего завтра опять будет жарко.
Послышался тихий скрип. Я лениво перевела
глаза в сторону веранды. Из дома легкой тенью выскользнула Магдалена, за
девочкой хвостом выскочила Ада. Адюшка любопытна сверх меры, ей всегда хочется
знать, кто, куда и зачем пошел.
Решительным шагом девочка направилась к сараю.
Я хотела уже воскликнуть: «Магда, почему не спишь?»
Но тут Ада тихонько тявкнула.
– Заткнись, – зло прошипела
Магдалена, возясь с замком, – захлопни пасть, кретинка.
Надо же, как она, оказывается, разговаривает с
собаками, когда думает, что ее никто не слышит! Может, мне послышалось? Обычно
девочка нежно щебечет: «Адочка, Мулечка, мопсики любимые», а сейчас: «Захлопни
пасть, кретинка!»
Ада, однако, несмотря на грубое замечание,
продолжая тявкать, подбежала к Магде. Девочка в этот момент как раз открыла
дверь сарая. Адюшка хотела было юркнуть внутрь, и тут Магда с силой пнула ее
ногой. Собачка обиженно заскулила, потом села на траву и затряслась от обиды.
Адюня у нас существо нервное, способное упасть
в обморок. Мулечка, та спокойная, недаром мы зовем ее Мульдозер. В свое время
Катя купила Мульяну Кирюшке в качестве подарка на день рождения. Мальчик пришел
в бурный восторг и начал самозабвенно ухаживать за собачкой. Через полгода Муля
превратилась в добродушное существо, не нервничающее ни по какому поводу. Да и
зачем бы ей суетиться? Два раза в день, без исключения, перед носом мопсихи
появлялась мисочка, наполненная вкусной кашей с мясом. Спит Муля исключительно
на кровати, залезая с головой под пуховое одеяло. Ее никогда не ругают и,
естественно, не бьют, на нее ни разу даже не замахнулись тряпкой. Если Мульяна
совершает проступок, ну, утаскивает со стола конфеты, рвет тапки или прудит
лужу в гостиной, впрочем, последнее случается крайне редко, я беру в руки
газету, свернутую трубкой, сажаю перед собой мопсиху, колочу печатным изданием
по полу перед ее носом и приговариваю:
– Фу, как стыдно, гадкая собачка!
Мульяна великолепно понимает, что ей
высказывают порицание, поэтому она старательно изображает раскаяние и даже тихо
поскуливает, виляя скрученным хвостом, но уже через пару секунд мне становится
жаль ослушницу. Газета отправляется в помойное ведро, а в моих руках
оказываются строго запрещенные ветеринаром и от этого еще более горячо любимые
Мулей медовые пряники. Я никогда бы не сумела стать дрессировщиком или
учителем. По-моему, эти профессии очень похожи: надо без конца указывать
животным и детям на их ошибки, ругать, наказывать. Моего педагогического пыла
хватает максимум на пять минут. Потом я начинаю совершать антипедагогические
поступки, отправляю двоечника в кино или кормлю безобразницу-собачку сладкой
выпечкой. Мне кажется, что Мульяна знает об этой особенности хозяйки, поэтому
совсем не пугается, увидев газету.
Пни Магда сейчас Мулю, мопсиха бы решила, что
ей предлагают новую, не слишком, правда, удачную игру, и с лаем принялась бы
кидаться на Магду, но пинок достался Аде, а Адюша совсем другая. История ее
появления в доме Катюши скорее трагична. Когда Кирюша впервые вынес погулять
крохотную Мулечку, ее увидела соседка по дому Гелена Львовна, престарелая
балерина, справившая девяностолетие. Несмотря на преклонный возраст, Гелена
Львовна считает себя девушкой лет двадцати и одевается соответственно. Правда,
справедливости ради следует отметить, что танцовщица сохранила великолепную
фигуру, но мини-юбка все равно странно смотрится на старухе. Еще Гелена Львовна
считает себя бессмертной. Лет пять назад она сломала шейку бедра и была
отправлена в НИИ Склифосовского, где ей сделали пластику сустава. Катюша
прибежала навестить соседку и застала в палате изумительную сцену.
Лечащий врач, покосившись на историю болезни,
решил успокоить восьмидесятипятилетнюю даму и заявил:
– Сустав великолепный, из титанового
сплава, срок его годности сорок лет…
– Молодой человек, – в полном
возмущении перебила хирурга Гелена Львовна. – Сорок лет! Безобразие! Мне
через четыре десятка лет придется его менять! Нельзя было поставить что-нибудь
понадежнее?
Бедный парень просто лишился дара речи, а
бывшая балерина еще долго негодовала по поводу сустава.
Гелена Львовна – страстная собачница, увидав
Мулю, она пришла в восторг, вечером прибежала к Кате и потребовала:
– Ну-ка, скажи, где брали мопсенка?
– У заводчика, – пояснила Катюша.
– Там еще есть щенки?
– Конечно.
– Давай адрес!
Растерянная Катя написала адрес на бумажке и
только потом спросила:
– А зачем вам?
– Тоже хочу мопса! – заявила Гелена
Львовна.
Ни у Кати, ни у Сережки не хватило окаянства
справедливо возразить:
