Однажды Эйб пришел к Ларри и попросил оказать
ему услугу. Мой друг в какой-то степени был замешан в деле о краже страхового
чека на очень крупную сумму. Эйб объяснил, что изучил дело и разговаривал с
заместителем окружного прокурора, который ведет следствие. Если Ларри
согласится сотрудничать, комиссия по расследованию будет ему признательна. Ведь
дело Ларри должно было рассматриваться известным нью-йоркским юристом, чья
деятельность как раз тогда расследовалась. Этот судья был в очень хороших отношениях
с адвокатом – не кем иным, как Эдом Джарменом. Эйб хотел, чтобы Ларри нанял
Джармена для своей защиты и попросил того урегулировать дело с помощью взятки.
Ларри согласился сыграть эту комедию. Эйб
пообещал, кроме всего прочего, вернуть ему деньги, нужные только для того,
чтобы привести в замешательство судью.
В течение следующих дней Ник, Эйб и Джармен
собирались для обсуждения своего плана. Эйб заявил мне, что ему потребуется
десять тысяч долларов, чтобы заняться делом моего друга. Я ему ответила, что у
меня нет таких денег, так как я только что была арестована и много потратила на
адвокатов.
К тому же заведение работало не с полной
нагрузкой. Приближалось лето, и клиенты разъезжались в отпуска. И тем более я
не хотела, чтобы Эйб обобрал меня до нитки. Сотрудничать с комиссией по
расследованию преступлений? Согласна! Но до какой степени? Кому я действительно
могла доверять?
Тогда Эйб произнес нравоучительную речь. Он
намекнул, что в любом случае мои деньги заработаны не совсем честным путем. Так
почему я не могу одолжить десять тысяч своему другу?
– Вы же не хотите, чтобы у него были
неприятности? – с иронией сказал он.
Обрисовав картину моего выдворения из страны,
он приставил мне нож к горлу. Но десять тысяч долларов – тоже не пустяк.
По-прежнему убедительно Эйб поклялся мне, что
немного позже я получу деньги обратно, даже если на данный момент у комиссии не
окажется такой суммы. В конце концов Ларри дал пять тысяч, а я остальное. Мой
друг записал номера банкнотов, переданных Эйбу. Этот последний заявил нам, что
нанесет на банкноты отличительный знак, дабы мы были уверены в том, что увидим
вновь свои деньги.
Ларри и Эйб отправились к Джармену, чтобы
разработать детали операции.
Через две недели ко мне примчался Ник с
проклятиями в адрес «негодяя Эйба».
– Я всегда задавал себе вопрос: почему в
разгар лета он болтается в костюме, в галстуке, повсюду таская свой чемоданчик?
Теперь я знаю! – злился он.
Каждый раз, когда Эйб передавал от меня деньги
Нику, он вытягивал из него фамилии тех, кому предназначались взятки. Когда он с
Ником отправился к Джармену, на нем, как всегда, был безукоризненный костюм и в
руке – чемоданчик.
Когда Ник заметил, что при разговоре с
адвокатом Эйб как-то странно покачивал чемоданчиком, у него возникли серьезные
подозрения. Они укрепились, когда толстяк попросил Джармена несколько раз
повторить фамилию судьи. Тогда Ник бросился к Эйбу, сорвал с него пиджак и
обнаружил на нем целую установку. Все, что говорилось, улавливалось микрофоном
и записывалось на маленький магнитофон. В чемоданчик был вмонтирован
фотоаппарат, который срабатывал при подъеме и опускании ручки. Эйб мог
фотографировать сколько хотел, не открывая чемоданчика.
Джармен был настолько разъярен, рассказал мне
Ник, что вытащил из ящика стола пистолет и направил его на Эйба. В этот момент
два человека ворвались в комнату и представились: это были агенты комиссии
Кнаппа. Они прибыли как раз вовремя, чтобы предотвратить кровопролитие.
Затем начались разоблачения. Эйб никогда не
работал на сенатора Хьюга. Это был представитель комиссии Кнаппа. Я потеряла
много тысяч долларов, но не смогла удержаться от смеха, узнав, что
финансировала одно из самых крупных расследований, проводимых комиссией,
назначенной мэром Нью-Йорка.
Потом Ник обвинил меня в том, что я давно
знала настоящий характер занятий Эйба, но я все полностью отрицала. В этом деле
я первой была одурачена. Против собственного желания я помогла комиссии Кнаппа.
И каково же было наше удивление несколько
месяцев спустя, когда газеты сделали из нас – меня и Ларри – развратителей
нью-йоркской полиции, тогда как настоящим виновником был Эйб. Мне звонили, меня
оскорбляли. Ларри обвиняли в том, что он мой сутенер. Именно так его представила
пресса. Это полная ложь. Для себя Ларри никогда ничего от меня не получал.
Наоборот, он сам всегда оплачивает наши расходы, когда мы развлекаемся или едем
в отпуск.
Со своей стороны, я была сильно удивлена,
прочитав в тех же газетах некоторые заявления Эйба о том, что я шантажировала
своих клиентов и была замешана в делах с наркотиками. Все эти утверждения –
тоже наглая ложь. Вполне вероятно, что Эйб сам будет когда-нибудь осужден за
свою деятельность. И поделом…
Эйб, у которого полиция произвела обыск,
бессилен сейчас без своих электронных штучек. Однако моих девушек постоянно
достают гнусными телефонными звонками. Я знаю, что Эйб скопировал мою книжку с
адресами. Может, воображение обманывает девушек, но они клянутся, что узнают
его голос, особенно после того, как услышали его по телевидению.
Эта книга подходит к концу и, может быть,
вместе с ней моя карьера нью-йоркской мадам. Как бы там ни было, я буду
счастлива, если смогу продолжить свою работу. И пока есть богатые и влиятельные
люди, нуждающиеся в моих услугах, я по-прежнему буду оказывать их и учить
других тому, чему научилась сама.
Эпилог
Мне двадцать восемь лет. Я много
путешествовала и встречала многих мужчин и женщин, счастливых и несчастных. Я
считаю, что я пыталась им по-своему помочь, внося немного радости в их жизнь.
Ведь в мире столько горя, столько одиноких и отчаявшихся людей…
Однажды один друг сказал мне:
– Попробуй найти свое счастье в одиночестве.
Я попробовала… и не смогла.
Согласна, я «грешила», продавая свое тело и
тела моих девушек. Но это была не только торговля. Я действительно пыталась
сделать мужчин счастливыми. Я была честной с ними. Я заполняла час одиночества
дружеской улыбкой, стаканчиком спиртного, теплом женского тела. Действительно
ли это грех? Они были удовлетворены и, по крайней мере, когда они были у меня,
больше не чувствовали себя одинокими и печальными. Нет нужды напиваться в баре.
Их «я» и мужская сила находили себе подтверждение в моем доме. Можно ли, в самом
деле, отказывать людям в этом удовольствии?
