Эта уверенность рода имеет своим результатом мужество и
бесстрашие матери в противоположность неуверенности и робости проститутки. Это
не моральное мужество, не мужество индивидуальности, которое вытекает из
глубокой ценности истины и непреклонности внутренне свободного существа. Оно
скорее является жизненной волей рода, который через посредство матери берет под
свою защиту ребенка и даже мужчину, Противоположные понятия мужества и трусости
распределяются между матерью и проституткой совершенно так же, как и понятия
надежды и страха: надежда свойственна матери, страх – проститутке. Абсолютная
мать всегда и при всяких обстоятельствах, так сказать, «надеется». В
существовании рода лежит ее бессмертие, а потому она не знает страха смерти.
Проститутке, наоборот, смерть внушает жесточайший ужас, несмотря на то, что ей
совершенно чужда потребность в индивидуальном бессмертии.
Вот еще одно доказательство того, насколько ложен взгляд, по
которому жажда личного бессмертия обусловлена страхом и сознанием физической
смерти. Женщина-мать всегда чувствует свое превосходство над мужчиной. По ее
мнению, она для него – спасательный круг. Она защищена со всех сторон замкнутой
цепью поколений, подобна гавани, из которой выплывают все новые корабли.
Мужчина же, один плывет далеко в открытом, бурном океане. Даже в самой глубокой
старости мать еще вполне готова к тому, чтобы принять и охранить своего
ребенка. Этот момент, как мы увидим из дальнейшего, глубоко заложен в психике
матери уже во время зачатия, во время же беременности ясно выступает момент
защиты и питания. Сознание превосходства проявляется также по отношению к
возлюбленному. Женщина-мать особенно восприимчива ко всему наивному и детскому,
к простоте мужчины. Гетера же любит его изысканность, тонкость его натуры. В
матери глубоко изложена потребность учить своею ребенка, одарять его, хотя бы
этот ребенок был ее возлюбленным. Гетера же сгорает от желания, чтобы мужчина
ей импонировал, чтобы она во всем была обязана ему. Женщина-мать, как
представительница целого рода, питает чувства глубокой любви ко всем членам его
(в этом смысле и дочь является матерью своего отца). С появлением же ребенка
все интересы ее сосредоточиваются исключительно на нем, все прочее уже не
занимает ее внимания ни в малейшей степени. Женщина-проститутка никогда не
бывает так любвеобильна и узкосердечна, как мать.
Цель рода всецело поглощает женщину-мать, проститутки же
находится совершенно вне этой цели. Мало того. Род имеет в лице матери
единственного своего защитника, единственного жреца. Она выражает его волю в ее
чистейшем виде. Появление же проститутки доказывает насколько прав был
Шопенгауэр, говоря, что взгляд, согласно которому целью всякой половой жизни
является производство будущих поколений, лишен всеобщего значения. Из того
факта, что женщины-матери проявляют особенно жестокое отношение к животным,
можно убедиться, насколько все их помыслы направлены к жизни и сохранению
своего рода. Следует присмотреться, с каким невозмутимым спокойствием домовитая
хозяйка и мать шлет на заклание одну курицу за другой. Надо заметить, что все
это она совершает с чувством глубокого удовольствия по поводу исполняемого ею
похвального долга. Ибо всякая медаль имеет свою обратную сторону, обратной же
стороной матери является мачеха. Женщина может быть матерью только по отношению
ко своему ребенку, ко всему остальному она – мачеха.
Итак, женщина – мать всецело живет мыслью о сохранении рода.
Для доказательства этого положения достаточно обратить внимание на своебразное
отношение ее ко всем предметам, которое служат целям питания. Она не может
хладнокровно смотреть на то, что какая-нибудь съедобная вещь, будь то даже
самый жалкий объедок, пропадает напрасно. Совершенно обратное отношение
замечается у проститутки. Она, подчиняясь минутному капризу своему, заготовляет
огромные запасы съестных веществ и нисколько не страдает, когда эти запасы пропадают
самым бесполезным образом. Мать – скупа и мелочна, проститутка же –
расточительна, капризна. Сохранение рода является основной целью жизни матери.
Вот почему она вечна носится с заботой о хорошем питании своих детей, вот
почему ничто не в состоянии доставить ей столько удовольствия, как здоровый
хороший аппетит их. Неразрывно с этим связано ее отношение к хлебу и ко всему,
что может быть названо хозяйством. Церера – отменная мать, этот факт особенно
ясно выражен в ее греческом имени – Деметры. Мать воспитывает своего ребенка
физически, но не духовно. Со стороны матери отношение ее к ребенку носит всегда
физический характер. Это проявляется во всех ее поступках, начиная от поцелуев
и ласк, которыми она осыпает его в детстве, и кончая заботами, которые как бы
окутывают существо его в период возмужалости. Бессмысленное восхищение, которое
способно вызвать в матери всякое внешнее проявление грудном младенца, имеет в
своей основе то же начало: сохранение и поддержание земного жизни.
Из всего этого вытекает, что с нравственной точки зрения
нельзя особенно высоко ставить материнскую любовь. Ведь каждый может с полным
основанием спросить себя: настолько умалилась бы любовь матери к нему, если бы
он представлял из себя нечто совсем другое, чем он есть на самом деле! В этом
вопросе лежит центр тяжести всей нашей проблемы. Пусть дадут ответ на него те,
которые в материнской любви видят доказательство нравственного величия женщины.
Определенная индивидуальность ребенка не имеет никакого значения для
материнской любви. Для нее достаточно одного того, что он ее ребенок: в этом
лежит безнравственность ее. Во всякой любви мужчины к женщине, даже в любви к
представителю одного с ним пола главную роль играет определенное существо с
известными физическими и психологическими качествами, одна только материнская
любовь неразборчива: она простирается на все, что мать когда-либо носила в
своем чреве. Это роковая истина, роковая как для матери, так и для ребенка, но
нельзя не видеть, что именно в этом заключается вся безнравственность
материнской любви, той любви, которая остается всегда одинаковой, становится ли
сын святым или преступником, королем или нищим, остается ли он ангелом или
превращается в мерзкое чудовище. Не менее безнравственно и притязание детей на
любовь со стороны их матери, притязание, которое всецело покоится на том, что
они ее дети (особенно требовательны в этом отношении дочери, но нельзя также
сказать, чтобы и сыновья были без греха). Материнская любовь безнравственна,
так как она не выражает определенного отношения к чужому «я», а представляет из
себя с самого начала состояние какой-то срощенности. Как и всякая
безнравственность, она является нарушением чужих границ. Отношение одной
индивидуальности к другой – вот истинно нравственное отношение. Материнская же любовь
отвергает понятие индивидуальности, являясь в основе своей неразборчивой и
навязчивой. Отношение матери к ребенку есть не что иное, как система
рефлекторных взаимоотношений между ними. Таков вечный и неизменный характер
материнской любви. Закричит ли ребенок, или он заплачет в тот момент, когда
мать будет находиться в смежной комнате, она вскакивает, словно ужаленная, и
быстро спешит к нему (великолепный случай убедиться, является ли данная женщина
проституткой или матерью). И в период возмужалости всякое желание, всякая
жалоба взрослого моментально сообщается матери, переходит в сферу ее личных
переживаний и превращается самым необдуманным, самым неудержимым образом в ее
собственное желание, в ее собственную жалобу. Никогда не прерывающееся взаимодействие
между матерью и всем тем, что было соединено с нею пупочной связью – вот
истинная сущность материнства. Я окончательно отказываюсь делить всеобщее
преклонение перед материнским чувством, ибо нахожу безнравственным именно то,
что люди так высоко ценят в матери, т.е. ее неразборчивость. Я не сомневаюсь,
что эту истину отлично сознавали очень многие выдающиеся художники и философы,
но они предпочитали хранить о ней глубокое молчание. Безграничная переоценка
Рафаэля в настоящее время сильно умерилась. Вообще же певцы материнской любви
не поднимаются выше Фишарта или Ришпена. Материнское чувство инстинктивно,
непроизвольно. Оно свойственно животным не в меньшей мере, чем людям. Этим
одним уже достаточно доказано, что материнская любовь – не настоящая любовь,
что подобный альтруизм не может быть назван нравственным. Ибо всякая мораль
вытекает из умственного характера, которого совершенно лишены несвободные
животные. Только разумное существо может подчиниться нравственному императиву.
Непроизвольной нравственности нет, есть только нравственность сознательная.
