Принципом всякой специфичности понятия являются логические
аксиомы, которые для женщины совершенно не существуют. Закон тождества, который
придает понятию однозначную определенность, для них лишен значения путеводной
нити. Они не признают нормой и principium contradictionis, который ограничивает
это понятие, как нечто самостоятельное, от всего сущего и возможного.
Отсутствием специфической определенности понятий в мышлении женщины объясняется
ее «чувствительность», которая способствует возникновению самых неосновательных
ассоциаций и сравнений предметов, ничего общего между собою не имеющих. Даже
женщины с наиболее богатой и наименее ограниченной памятью никак не могут
отказаться от этой склонности к синэстезиям. Предположим, например, что какое
—нибудь слово напоминало им определенный цвет, или представление о человеке
ассоциировалось у них с представлением о какой-нибудь определенной пище –
явление, которое очень часто бывает у женщин. Но важнее всего то, что они
вполне удовлетворяются одной этой ассоциацией; у них нет желания выяснить,
почему они напали именно на такое сравнение, насколько оно вызвано фактическими
отношениями предметов друг к другу. Но еще меньше они думают о том, чтобы
разобрать, какое впечатление произвело на них это слово или этот человек. Эта
непритязательность и самоудовлетворенность находится в тесной связи с тем, что
раньше было названо бессовестностью женщины. Мы еще вернемся к этому вопросу и
постараемся выяснить его отношение к отсутствию определенности понятия женщины.
Это вечное пребывание в сфере неуловимых чувств, это
отрицание понятия и понятливости, это самоубаюкивание без порывания к глубине
придает зыбкому стилю большинства современных писателей и художников характер
женственности. Мужское мышление основным образом отличается от женского
потребностью в прочных формах, а потому всякое «искусство настроений» есть
«искусство» бесформенное.
По этим соображениям психическое содержание мужчины не может
быть приравнено к более развитой форме генид женщины. Мысль женщины порхает
между различными предметами, сквозит по их поверхности, чего не делает мужчина,
который привык мыслить «в корень всех вещей»; она отведывает, лакомится,
осязает, но не схватывает истинной сущности предметов. Так как мышление женщины
преимущественно протекает в форме своеобразного вкушения, самым выдающимся свойством
женщины остается вкус. Вкус – исключительная принадлежность женщины– В его
развитии она может достигнуть даже известной степени совершенства. Вкус требует
сосредоточения внимания на самой поверхности предметов, он направлен на
однообразное строение целого и никогда не останавливается на отдельных резко
выделяющихся частях. Когда женщина «понимает» мужчину, о возможности или
невозможности такого понимания речь впереди, то она старается понять, ход его
мыслей. Так как при этом нельзя достигнуть точной определенности понятий с ее
стороны, то она вполне удовлетворяется тем, что сказанное вызывает в ней ряд
неустойчивых аналогий и уверена, что поняла все. Это различие в мышлении
мужчины и женщины не следует себе объяснять тем, что оба эти рода мышления расположены
на различных линиях, что содержание мышления мужчины занимает линию, несколько
более удаленную, чем содержание мышления женщины. Это два совершенно различных
ряда, простирающихся на один и тот же объект: один – мужской, вращающийся
всецело в понятиях, другой – женский, находящийся совершенно вне всяких
понятий. Поэтому, если можно установить некоторое тождество содержания
развитого, дифференцированного, позднейшего с содержанием того же порядка, но
хаотическим, нерасчлененным, более ранним, то в применении к различию способов
мышления у мужчины и женщины это тождество не выдерживает критики: мысли,
выраженной в определенном понятии с одной стороны, т. е. у мужчины,
соответствует «чувство», лишенное всякого логического понятия, гениды, на
другой стороны, т. е. у женщины.
Природа женщины, существенной чертой которой является
отсутствие опреленности логических понятий, не менее убедительно, чем слабо
развитая сознательность ее, доказывает, что у женщины нет своего «я». Только
понятие превращает комплекс ощущений в объект. Оно делает его независимым от
того, существует ли он у меня в настоящее время, или нет. Наличность или
отсутствие комплекса ощущений находится в полнейшей зависимости от воли
человека: он закрывает глаза, затыкает уши – ни зрительное, ни звуковое
раздражение до него не доходит, он опьяняет себя или засыпает – тогда он обо
всем забывает. Только понятие освобождает комплекс ощущений от вечно
субъективного, психологически-относительного факта ощущения, только оно создает
вещи. Человеческий интеллект может противопоставить себе объект только потому,
что вся его деятельность протекает в сфере понятий, и наоборот, только там
может идти речь об объекте и субъекте и различиях между ними, где существует
сфера понятий. Во всех других случаях мы имеем целую массу сходных или
несходных между собою картин, которые без определенного плана и порядка
сливаются и переходят друг в друга. Понятие, таким образом, превращает свободно
реющие в воздухе впечатления в предметы, из ощущения создает объект, которому противостоит
субъект, пробующий свои силы на нем, как на враге. Понятие играет
конститутивную роль по отношению ко всему реальному. Это положение не следует
понимать в том смысле, что предмет обладает реальностью постольку, поскольку он
связан с идеей, лежащей по ту сторону опыта, и является несовершенной
проекцией, неудачным отражением ее. Совершенно наоборот. Поскольку наш
интеллект, как функция понятия, простирается на какой-нибудь предмет, постольку
он приобретает реальность. Понятие есть «трансцендентальный объект» кантовской
критики разума, который, как таковой, соответствует «трансцендентальному
субъекту». Только субъект является источником той загадочной объектирующей
функции, которая создает кантовский «предмет X»– направление всякого познания.
Функция эта совершенно тождественна логическим аксиомам, в которых снова
получает свое выражение наличность субъекта. Principium contradictionis
ограничивает понятие от всего того, что не является его содержанием. Princiqium
identitatis дает возможность рассмотреть понятие так, как будто оно одно только
и существовало бы в мире. Сырой, необработанный комплекс ощущений не может меня
побудить к заключению, что он равен самому себе, но, с применением к нему
закона тождества он превращается уже в определенное понятие. Так понятие
придает соответствующее достоинство и строгость пестрому сочетанию ощущений,
всякому узору, сотканному из мыслей: понятие освобождает содержание тем, что
оно его связывает. Существует свобода объекта, как и свобода субъекта. Оба
соответствуют друг другу. Здесь снова раскрывается перед нами тот факт, что,
как в логике, так и в этике, всякая свобода содержит в себе самоограничение.
Человек становится свободным только тогда, когда он сам превращается для себя в
верховный закон. Только таким путем ему удается избежать гетерономии, поставить
себя вне зависимости от чужой воли, которая неизбежно включает в себя произвол.
Поэтому ФУНКЦИЯ понятия является вместе с тем и мотивом самоуважения человека
давая своему объекту, как всеобщему предмету познания, полнейшую свободу и
независимость, человек тем самым как бы уважает самого себя. Когда двое мужчин
спорят между собою, они всегда ссылаются на какой-нибудь предмет. Только
женщина этого не делает: она носится с предметами и реет среди них, подчиняясь
исключительно своему желанию, она не может дать объекту свободу, так как сама
ею не обладает.
